Александр Мешков - Непридуманная история Комсомольской правды

— Вот я смотрю на тебя, Мешок: худой, тощий, бедный, старый, похотливый, небритый, вонючий…

— С «вонючим» не согласен…

— Протест не принят. Взгляд алчный, недоебанный… Сам ты какой-то придурковатый. Неужели тебе еще бабы дают?

— Не всегда, — с сожалением признаюсь я. — Да если и дают то далеко не те, которых я бы желал. Вот, к примеру, Ангела Меркель…

— …Жениться тебе надо, Санек, — вздыхает по-отечески матерый обозреватель. — Да. Девки любят героев. Сейчас ты на волне. Ты — звезда. Хоть и елочная, картонная. По сути, ты — редакционный дурачок! Блаженный! Тебе многое позволено. Такой нужен на определенном этапе. А через год-другой — волна сойдет, смеяться будет запрещено, и ты станешь обыденным, заурядным старичком, пишущим никому не интересные, бессовестно приукрашенные мемуары. И станешь никому не нужным, ворчливым, занудным и банальным пердуном.

— Я буду курочек в деревне разводить…

— По утрам, шаркая и прихрамывая от подаргы, морщась от геморроя, ты будешь приходить в пивную похмелиться. Ты будешь хвастать перед местными мужиками фотографиями, где ты изображен со знаменитостями, с Сигалом, с Киркоровым…

— О! У меня есть фотка, где я с тобой!

— И со мной тоже… Но мужики, уже привыкшие к чудаковатому, зловонному, надоедливому старичку, сующему всем под нос странные, грязные и мятые фотографии, будут посмеиваться в усы и угощать тебя пивом… А пока, сынок, пойдем: угощу тебя рюмкой водки.

Он был во многом прав, этот мудрый военный эксперт. Но даже такая мрачная перспектива не могла омрачить моего естества. Я спустился в магазин, купил вискаря, винаря и шоколадку, на случай, если Вика в самом деле заявится. У меня в кабинете в тот момент, некстати, находился писатель, непризнанный гений, Задожопин. Он страстно хотел, чтобы я написал восторженную рецензию на его книгу. Такие писатели встречаются в нашей действительности. Они готовы заплатить большие деньги за хорошую рекламу. А я, продажный журналист, не готов написать свое восхищение на унылую, нудную книгу о платонической любви Задожопина к прекрасной юной Вакханке, где не нашлось места здоровой эротике и сексу. Ни одного матерного слова!

Вика ворвалась нагло, словно ОМОН, нагло уселась на стул рядом с писателем Задожопиным, отчего тот насторожился, напыжился. (Она чуть было не промахнулась и не грохнулась на пол.)

Воцарилась неловкая пауза.

— Минуточку! (Это я Задожопину.) Ступай домой, — сказал я ей сурово и, взяв под локоток, подвел к двери. — И где же ты так накатила изрядно?

— В отделе, ик, политики… Я была вынуждена…

— Это я должен был быть на твоем месте. Ступай домой, поспи, а потом ко мне приезжай.

— А куда?

— Вот сюда! — я крупными печатными буквами написал ей адрес на квитанции из прачечной, поцеловал в губы, крепко, по-дружески, пожал ее грудь третьего размера. Хотя я абсолютно не верил в то, что она проспится и придет. Однако, ни свет ни заря, ровно в два часа ночи, раздался звонок в дверь. Я посмотрел в глазок, открыл: предо мной стояла принцесса Вика, опустив глаза долу, в совершеннейшем хламе, в жопито, в драбадан, в ураган, в сисю. Голова ее болталась, словно сорванная кувшинка. Ее хрупкую тушку поддерживал крупный, под центнер, усатый мужик, таксист, в дерматиновой куртке под крокодила. Он сверился с адресом на моей давешней квитанции из прачечной.

— Ваша? — спросил он, кивая на норовящую упасть Вику.

— Моя. Спасибо!

— Она сказала, что вы заплатите за проезд, — сказал центнер.

— Заплати ему, — выдавила Вика, — я к… Сумку и ко… потеряла…

Я заплатил, принял волшебный груз и аккуратно, словно хрустальный артефакт, возложил его на диван. Она была не по-девичьи мокра снизу. Но даже Ленин и Тутанхамон восстали бы, увидев ее бесстыдно обнаженные лядвеи. Я замедленно освободил ее от мокрых одежд. О! Боги! Если бы вы видели это совершенное женское тело! Зевс! Ты слышишь меня? Кришна! Отзовись! Я не стал себя сдерживать и бесстыдно овладел ею: сонной и беспомощной. Она несколько раз восставала из небытия, что-то бурчала себе под нос и гладила меня ручкою по макушке и по мошонке. Ночью она, восстав, слепо бродила по комнате в поисках туалета. Упала пару раз, произведя шум немалый.

— Тебе не надо домой? — спросил я ранним утром, едва только первые лучи солнышка позолотили верхушки пальм в саду моего ранчо, едва только первые визги сигнализации дворовых машин не оповестили Мир о существовании угонщиков.

— Ты будешь смеяться, но представь, Саша, я никогда в жизни не кончала! А ведь я два года замужем!

— Да ладно. Это как? — подскочил я на два дециметра в койке.

— Что как? Как — замужем?

— Да нет. Как это — не кончала?

— Просто: не кончала. Ну, девчонки, подружки, рассказывают: о! Как это здорово! О! Как я там кончала, оргазм и все такое, о, как я дико орала. Есть у тебя пиво, водка, вино, вода? А я даже не знаю, как это — кончать. И какое это… Спасибо. Это что? Виски? Ты вот кончаешь ведь каждый раз? Так? Тьфу! Гадость какая паленая!

— Ну, так. Не каждый, конечно… Но все же как правило. Мой образ жизни не предполагает кончать каждый раз.

— А вот представь себе: я никогда! Ни разу! Когда я однажды случайно дотронулась до тебя…

— Точно случайно?

— …Меня словно током ударило. И я поняла: вот человек, с кем я кончу.

— Ты все еще пьяна. Пьяным трудно кончить.

— Я хочу кончить с тобой.

(Вот как на самом деле должна звучать известная строчка песни группы «Наутилус Помпилиус»!)

— Это естественное желание каждой российской женщины: кончить со мной.

— Очень смешно…

— Ну что ж! Будем сейчас работать, — сказал я с интонацией опытного кончателя Учителя. — Начнем! Давай! Показывай: с чем пришла. Что там у тебя! Та-а-а-а-ак. Все на месте. В чем же дело? Муж тебе нравится?

Я включил на полную катушку эротическую музыку AC/DC и впервые в жизни приступил к лечению фригидности.

— Это вот и есть твой пупырышек, с которым ты будешь меня приводить к оргазму? — горько усмехнулась пациентка.

— Отвечать на вопрос! Про пупырышек ни слова!

— Ладно. Молчу. Давай, доводи меня до оргазма.

— Групповуху пробовала?

— Как интересно! Я уже возбудилась…

И началась работа. Трудная, долгая, нервозная, но интересная. Я чувствовал себя врачом-исследователем, пытающимся избавить прекрасную половину человечества от чумы фригидности. С чего начать? Что делать? Как нам реорганизовать этот недуг? Для одних людей тараканы — это мерзость, ужас и паника, а для других это изысканный деликатес.

— Огурец пробовала?

— Нет, только дидло.

— Ты слишком ограниченна в сексуальных средствах. Ты стесняешься огурца?

— Да. Он — зеленый! Я его боюсь.

Когда говорят об органах чувств, называют нос, язык, пальчик, но никогда лингам или клитор (тот же лингам). Нос служит приемником сигналов запаха. Рот, язык — приемником вкуса, кожные окончания пальцев могут помочь разобраться в форме и половой принадлежности окружающих предметов. Глаз тут еще хороший помощник. А вот клитор и лингам способны донести до тебя сладкое, первобытное ощущение, что ты сейчас дашь жизнь другому человеку или овощу! Срамной уд и клитор — это совершенный, прекрасный результат эволюции простых и недифференцированных органов чувств низших животных. Что-то я повторяюсь?