Ирина Эренбург - Гала и Элюар. Счастливый соперник Сальвадора Дали

— Твоя жена знает об этом? Ты с ней делился своим открытием?

— Мы были несказанно счастливы, когда гостили у Эрнстов в Кельне. Нам было здорово всем четверым, когда мы встретились на Пасху в Имсте. Макс обладает каким-то чудовищным обаянием. Он как будто электризует воздух вокруг себя. Гала с ним бесконечно кокетничает, а меня эго возбуждает. Я знаю, Луи, как ты относишься к супружеству…

— Наверное, я тебя удивлю, Поль, но вот к какому выводу я пришел. Супружество — неизбежное зло. Вот живут двое, спят в одной кровати. Никакой новизны, никаких неожиданностей. Становится скучно. И тогда ты вылезаешь из супружеского ложа и идешь на поиски приключений. Небольшие интрижки будоражат кровь. И опять вроде брак становится терпимей. А если совсем никуда — так можно сразу бритвой по горлу. Для супружества полезны приключения. Как вы там в Имсте, развлеклись?

— В Имсте как будто что-то с нами случилось. Гала была бесподобна. Я сам себя не узнавал. Мы занимались любовью, как будто готовились к Олимпийским играм.

— Ну, Поль, за это стоит выпить, — сказал Луи и вновь наполнил бокалы.

Поль осторожно хлебнул вина. Впервые за многие дни он почувствовал, что меланхолия наконец оставляет его.

— Расскажи мне о Максе подробнее, дружище. Ты его ценишь как художника, или тебя привлекает нечто иное?

— Боюсь, я не смогу ничего толком сказать. То, что Макс талантлив — несомненно. В нем есть искра Божья. И он не конформист. Если ему что-то неинтересно, не сдвинется с места. А иногда он творит такое… Он бывает слишком страшен в своих фантазиях. Я боюсь за него.

— Или за себя?

Некоторое время они сидели в темной комнате, потягивая вино.

— А как твоя жена? У тебя с ней сейчас все в порядке? — нарушил молчание Луи.

— Вполне, — ответил Поль.

Он не осмелился сказать правду. С тех пор как они вернулись в Париж, он стал испытывать сложности в супружеских отношениях. Он не хотел Гала и всячески избегал близости. В последнее время их как будто разнесло в разные стороны. Если его радовал солнечный день, она лежала на кровати без движения, отвернувшись к стене. Если у него было спокойно на душе, то у Гала было наоборот, и ее нервное состояние действовало на него угнетающе. Он еще больше отдалялся от нее. Но как бы она ни действовала ему на нервы, как ни была неприятна своей экзальтацией или мрачностью, даже нежностью и любовью, он осознавал, что виноват перед ней. Он не готов был на полный разрыв, но должен был подвести ее к мысли о раздельной спальне, а затем и раздельном проживании. Он не хотел, чтобы она страдала, чтобы догадалась, как изменилось его отношение к ней. К тому же он был не уверен, что желание близости навсегда покинуло его. В их супружестве было уже не раз, что он остывал к ней, но затем что-то менялось в их отношениях, и он вновь стремился к близости. В прошлом он получал удовольствие от ее смелых ласк, удивлялся мгновенно вспыхивающей страсти — только задень, только протяни руку, теперь же ее притязания он расценивал как посягательство на его свободу. Он хотел передышки. Ему необходимо было разобраться в самом себе. Неужели и их постигла участь любого другого супружества: все начинается с того, что жизнь приобретает особый аромат, а заканчивается отвращением из-за предсказуемости и отсутствия интриги. Его жена перестала его будоражить своей тайной, Гала уже не сулила праздника, а предсказывала унылые супружеские будни. Его жена заставила его принять, что женщина обладает желанием, может быть, даже большим, чем мужчина. Поль привык, что она готова поддержать его во всех его экспериментах, без слов, каким-то особым чутьем угадывала то, в чем он нуждался. При его некоторой скованности перед новизной он думал о том, сможет ли он и в дальнейшем заниматься любовью с кем-то еще, кроме нее. Поля пугала мысль, что отныне он привязан к одной женщине. Ему приходило в голову, что он с облегчением бы воспринял, если его жена завела бы роман на стороне. Он не раз замечал, как начинали блестеть ее глаза, как вся она будто наполняется особым свечением, стоит ей оказаться в компании, где присутствует незнакомец. Поль не прочь был бы на время ее отпустить, пусть она заведет себе тривиальную интрижку, будоражащую кровь, как порнографический рисунок: кратковременный всплеск желания без подстежки серьезных чувств. Или самому вновь попробовать всколыхнуть свои чувства, банальным образом посетив кокотку?

— Луи, не желаешь немного встряхнуться? — осторожно начал он. — Может, познакомишь меня с какой-нибудь заводной девчонкой?

— А что ты скажешь жене?

— Неважно. Что-нибудь придумаю, — отрезал он.

Как только Луи представил ему Амели, Поль понял, что вся эта затея была ошибкой. Малышка, лет восемнадцати, была хороша: крепко сбитая, с милой мордашкой и темными кудряшками на аккуратной головке. Но, безусловно, Амели не принадлежала к женщинам его типа, ее глаза, казалось, были стеклянными, как у сделанной по заказу дорогой, но все же куклы.

Они сидели втроем в комнате, освещенной одиночной лампой под абажуром. Луи открыл бутылку шампанского, купленную по дороге, и они глядели, как крупинки пузырьков поднимались со дна. Амели чувствовала себя неловко, ее круглые глаза выражали растерянность. Перебросившись парой фраз с Полем, она отвернулась к Луи и стала рассказывать ему об общих знакомых, которых Поль не знал: Жюль, мол, попался на растрате, а Моника забеременела, Филипп женился на дочке владельца бакалейной лавки, а Виолетта бросила Жака и сбежала с цирковым артистом, по тот оказался кокаинистом и без лекарства в порыве буйства чуть ее не убил, и так далее. Поль слушал, с интересом наблюдая реакцию Луи, а тот делал вид, что всецело заинтересован разговором. Он качал головой и вздыхал, слыша о неприятностях, в какие попали люди, и перемежал это скабрезными шуточками и комплиментами Амели.

— Ты прелесть, — говорил он и поглядывал на Поля.

— Обожаю этого парнишку, — отвечала она и, следуя его взгляду, поворачивалась к Полю.

— Мы давние друзья, да, малышка?

Амели хихикнула. Луи достал часы.

— Мне надо бежать, — сказал он и подал знак Полю. — Малышка, пока! Будь хорошей девочкой.

Амели послала ему воздушный поцелуй. В коридоре Луи задержался.

— Поль, — сказал он, теребя пуговицу на его пиджаке. — Амели славная и по-своему очень порядочная женщина. Только все зависит у нее от настроения. Может, с первого раза она будет немного холодновата, а может, и нет. Но не волнуйся — все что попросишь, выполнит без жеманства. — И приблизив губы к самому его уху, стал пояснять, что он подразумевал под словом «все». Поль чувствовал некую неловкость, сродни брезгливости, и в то же время замечал, что слова Луи его волнуют.