Эркебек Абдуллаев - Позывной – Кобра. Записки «каскадера»

На базе оперативного полка МГБ проводим трехдневные семинарские занятия с командирами оперативных батальонов. Собралось более ста офицеров, многих я знаю по предыдущим командировкам. Цель занятий — выработать новый подход к обучению разведгрупп опербатальонов. Видимо, будет правильнее впредь готовить не отдельных бойцов, а сразу группы в полном составе, вместе с командирами. У меня не будет головной боли следить за их дисциплиной. Они отработают слаженность действий в составе расчетов и групп, получат навыки использования коллективного оружия. Сроки обучения можно смело сократить с трех месяцев до двух, что увеличит пропускную способность школы. Но это еще не все. Из своих личных запасов я объявляю призы трем лучшим группам. Группе, завоевавшей первое место, подарю автоматический гранатомет АГС-17. За второе место — снайперскую винтовку СВД с ночным прицелом, за третье место — ящик с комплектом минно-взрывных средств. Кроме того, в течение месяца буду отслеживать результативность боевых действий своих выпускников. Группа, показавшая наилучшие результаты, в полном составе отправится на отдых в Советский Союз!

Из всех командиров оперотрядов только два офицера против, остальные за.

Через месяц знакомимся с Абдул Рашидом Достумом, в ту пору еще полковником. «Достум» — псевдоним, что означает «друг». Так его прозвали в северных провинциях за справедливость. Он в числе первых шести выдающихся военнослужащих получил звание Героя Афганистана. Достум — Робин Гуд Востока. В ту пору мы с ним были внешне очень схожи.

Достум желает прислать на обучение в школу сразу три группы. Я пытаюсь возразить, что придется урезать квоты другим провинциям. Он отмахивается:

— Мы же братья. Помоги!

Он нисколько не сомневается, что путевку в Союз завоюют его разведчики-узбеки, и хочет отправить их на отдых в Фергану.

— У нас в северных провинциях много пришлых узбеков из СССР, бывших басмачей. Старики тоскуют по родине, мечтают быть похоронены на земле своих предков. Их дети, воспитанные на рассказах отцов и дедов, спят и видят, как бы побывать там. В их сознании Фергана — рай земной! Если ты сумеешь отправить их туда, лучшей награды им быть не может.

— Ладно, я доложу об этом руководству.

Беседуем с Достумом на смеси узбекского и киргизского языков. Окружающие афганские оперработники, не понимая нас, заметно нервничают. Достум, не меняя тона и выражения лица, замечает:

— Смотри, как они бесятся, собачьи дети! — и хохочет.

Через некоторое время афганское руководство подсунуло мне в школу нового преподавателя, как потом выяснилось, прекрасно владеющего русским и узбекским.

Прошло два с половиной месяца после памятного разговора, как сразу две разведгруппы Достума отличились в боях. Одна группа под Кандагаром, откуда уже были выведены советские войска, ночью вклинилась между двух группировок моджахедов, нанесла удар и сбежала. Моджахеды до утра молотили друг друга, положив много народу. Другая группа на севере страны захватила крупный караван с оружием. Таким образом, обе группы отправились в полном составе в вожделенную Фергану. Последний раз я связывался с Достумом через посредника в 1993-м, когда он увяз в кровопролитных боях под Кабулом. Но об этом в другой раз.

В 5-м Главном управлении МГБ мы завели подробную картотеку на всех выпускников школы. В анкетах не только установочные данные и фотографии. Фотографировал и печатал снимки я сам. Такие дела никому доверять нельзя. Там были данные о росте, цвете глаз, знании языков, наличии родственников за рубежом и т. д.

Мы готовились к выводу советских войск из Афганистана, из числа обученных бойцов нужно было комплектовать группы для длительного оседания, закладывать для них тайники с оружием.

У меня очередное ЧП: курсант-мундель подобрал на полигоне неразорвавшийся боеприпас, затем, испугавшись, отбросил в сторону. Взрыв! Его сильно посекло. Перепало и окружающим. Пострадавшего эвакуировали. Я пошел в штаб пообедать.

Командир полка с тяжелым ранением лежит в госпитале, начштаба — на боевых. Поэтому во главе стола восседает замполит. Мне наливают суп, ставят тарелку с пловом, дают ложку и вилку. На тыльной стороне своей левой кисти замечаю торчащий осколок. Выковыриваю вилкой. Ранка начинает кровить. Зализываю языком. Образуется чистое пятно светлой кожи, остальная часть остается грязной. Ничего. Это «техническая грязь» — смесь оружейной смазки с пылью и пороховой копотью. Руки в полку я уже давно перестал мыть, поскольку арычная вода кишет микробами. Принимаюсь за суп. Афганцы доедают свой плов и продолжают неспешную беседу. Косятся на мои слегка дрожащие руки. Стресс еще не совсем прошел, на душе муторно.

Замполит закончил трапезу, отламывает полбуханки и начинает вытирать хлебом руки. Затем вытирает стол. Меня начинает колотить:

— Слушай, Явор, а ты задницу тоже хлебом подтираешь?

Наступает гробовая тишина. Явор медленно поворачивается ко мне:

— Я Вас не понял.

Я повторяю вопрос. Лицо замполита заливает мертвенная бледность:

— У Вас своя культура, у нас, афганцев, своя…

Я взрываюсь:

— Какая к черту культура? Мы все, здесь сидящие, — мусульмане. Хлеб для нас святое дело! Если бы мой дед Абдулла увидел такое — прибил бы на месте!

Явор ловит ртом воздух, остальные офицеры съежились и рады бы провалиться сквозь землю.

Явора знаю с 1983 года. Тогда он был еще робким юношей с красивыми глазами теленка. В 1985 году подключился к кампании против разведроты полка, что привело к дезертирству ее командира, прекрасного офицера, моего ученика «Инженера». Это лишь усугубило мое неприязненное отношение ко всем замполитам, как афганским, так и советским.

— Кажется, ты собираешься поступать в военно-политическую академию имени Ленина? А когда ты был последний раз на боевых? — продолжаю я.

На следующий день Явор возглавил батальон, отправляющийся на плановую операцию.

Через три дня, вечером сижу на крыше КПП, свесив ноги. Курсанты полковой школы играют в альпинистов-парашютистов: карабкаются на стену, бегут по ее гребню и спрыгивают вниз на песок с высоты примерно трех метров. Батальон возвращается с боевых. Запыленные машины останавливаются у ворот. Пехота спешивается.

Солдат загоняют в глубокий карьер неподалеку от нас. Явор сверху произносит пламенную речь! Этот спектакль устроен явно для меня.

«Академии тебе все равно не видать», — думаю про себя.

Тыловые страсти

В 1988 году в 5-м Главном управлении МГБ было создано самостоятельное 59-е (военное) управление, которое возглавил мой старый друг генерал Сыдык. Старшим советником к нему назначен полковник Иванов. Я перешел к нему в подчинение. 59-е управление курирует все территориальные оперативные батальоны МГБ Республики Афганистан. Работы — непочатый край. Нужно заниматься не только обучением батальонов, но и материально-техническим обеспечением и боевым задействованием. Видимо, нужно немного остановиться на тыловых проблемах. Афганские силовые министерства подпитывались оружием и боеприпасами по каналам аналогичных советских министерств и ведомств. Не знаю, по чьей вине, но за все девять лет войны мы так и не сумели толком наладить нормальное снабжение 5-го УМГБ. Мы с завистью наблюдали, как выкатывает на боевые полк Царандоя: колонна новеньких автомашин ЗИЛ-131 с добротно экипированными солдатами в стальных касках, в арьергарде — грузовики с полевыми кухнями, сухим пайком и дровами. Оглядываемся на свое войско и видим невообразимую картину: впереди единственный уцелевший БТР-60ПБ, за ним — трофейный автобус «Мерседес», громадный КРАЗ, несколько ГАЗ-66. С техники гроздьями свисают бойцы в самой живописной одежде. Но зато на крыше автобуса под развевающимся знаменем гордо восседают разведчики, а на всю округу из магнитофона «Шарп-777» гремит воинственная афганская песня! Впрочем, воевали наши подопечные неплохо, о чем свидетельствует большое количество трофеев.