Георгий Агабеков - ГПУ

По приезде в Кабул моим намерением было не торопиться и постепенно знакомиться со страной и людьми для организации сети. Однако события не ждали. Через месяц после Джирги вспыхнуло восстание на юге Афганистана, известное под именем Хостинского восстания.

Первое время для получения информации я пользовался услугами Абдул-Меджид-хана, но вскоре его арестовали за отказ ехать драться с повстанцами: он был в родственных отношениях с племенем мангну и не хотел против него воевать. Пришлось опять прибегнуть к помощи Мархова.

Нужно сказать, что к этому времени взаимоотношения в полпредстве резко обострились. Старк оказался всецело под башмаком своих двух жен. Жены же, не удовлетворяясь одним Старком и ценя в нем, по-видимому, только его дипломатическое звание, искали развлечений на стороне. Внимание обеих остановилось на Мархове. Я, однако, крепко прибрал его к рукам, и по моему настоянию он отдавал почти все свои досуги работе. Обиженные неудачей женщины начали настраивать Старка против меня и отвергнувшего их прелести Мархова. Старк повел открытую войну, пользуясь всеми средствами и лицами, в частности Фритгутом. Вслед за уехавшим Вальтером он вдруг откомандировал в Москву Ефендиева, чтобы лишить меня возможности пользоваться его услугами. Не довольствуясь этим и другими мелкими неприятностями, он предложил мне, прежде чем посылать шифрованные телеграммы в Москву, показывать ему их текст, по циркуляру же ГПУ он на это не имел права. Чувствуя, что мои позиции слабы, так как Москва меня знала мало, а выявить своей работы я еще не успел, боя я не принял и выжидал удобный для себя момент. Не отказываясь показывать ему тексты шифровок, я показывал ему не настоящие, отправляемые мной в Москву, а специально для него составленные, которые я тут же, возвращаясь домой, уничтожал.

Отношения Старка с военным атташе Ринком испортились благодаря все тем же женам, за одной из которых военный атташе ухаживал. Фактически единственным работником Старка остался Рикс, служивший с рабской верностью своему новому хозяину.

Мархов тем временем принял всю тайную коминтерновскую агентуру, в которую входила, между прочим, сикхская военная организация, державшая связь с полпредством через владельцев (членов организации) лавки с канцелярскими принадлежностями у входа в Сарыпуль-базар в Кабуле. Для иллюстраций наших отношений в полпредстве приведу следующий пример: сикхская организация как-то доставила Мархову план индийской крепости Равалпинди. Мархов, конечно, прежде, чем снести план полпреду, показал его мне. Я сказал, что этот план представляет интерес не столько для ГПУ, сколько для военного ведомства, и посоветовал дать возможность ознакомиться с ним военному атташе Ринку. Карту отнесли Ринку. Он заинтересовался ею и попросил казначея Данилова сфотографировать ее. После этой операции Мархов представил карту Старку. Старк вызвал для фотографирования ее того же Данилова, а тот, по злому умыслу или по глупости, доложил, что он уже фотографировал этот план для военного атташе. В результате вспыхнул скандал, ухудшивший отношения Старка со мной, Марховым и военным атташе.

Среди агентов Мархова был индусский мусульманин из Читрала, ярый сторонник Надир-хана. В то время Надир-хан проживал в Париже, и этот читралец жил в его загородном имении. Там его обычно навещал Мархов. Он имел большие связи на территории независимых племен и познакомил нас со знаменитыми вождями Мулла-Баширом и Падша-Гулем. Кроме того, он же дал нам несколько человек помельче для отправки на агентурную работу среди независимых племен. Мулла-Башир получал из коминтерновских денег 500 фунтов стерлингов каждые три месяца за доставку сведений о положении племен и на ведение среди них коммунистической пропаганды.

Агентом Мархова был также индус, дававший уроки персидского языка директору афгано-германского торгового общества Ибнеру. Индус, будучи связан со своей индусской колонией, давал подробную информацию о текущих событиях и обо всех членах индусской колонии в Кабуле. Агенты, информируя Коминтерн по специальным вопросам, попутно освещали и вопросы, интересующие ГПУ. Вспоминаю следующий интересный проект, пересланный мною в то время в Москву.

Видный индус, представленный нам лицом, приближенным к Надир-хану (он сейчас, кажется, назначен министром просвещения в Афганистане), просил меня отправить его в Москву. На мой вопрос «зачем?» он объяснил, что хочет научиться в Москве делать фальшивые фунты стерлингов, а затем поехать в Индию, печатать английские деньги и вести на них коммунистическую пропаганду… Не знаю, что из этого проекта потом вышло: им занялся Коминтерн, так как вопрос выходил из сферы ведения ГПУ.

Я усиленно вел самостоятельную вербовку людей для работы по линии ГПУ. После ареста Абдул-Меджид-хана я связался с его двоюродным братом, служившим в кабульской полиции, и получал через него все сведения, добывавшиеся афганской полицейской агентурой. Раджа Протап познакомил меня с Мустофи (заведующим налоговым управлением) Кабульской провинции, через которого я получал правительственные сведения. От него же я получал сведения о мусульманской Индии, с вождями которой он, по поручению Аманулла-хана, поддерживал тесную связь.

Однажды вечером на квартире у Мустофи я познакомился с начальником кабульской полиции. После продолжительной беседы мы согласились, что у нас имеются общие интересы, диктуемые враждой к англичанам. Мы с ним договорились быстро. За ежемесячное вознаграждение в 600 рупий он дал обязательство, по моим указаниям, арестовывать всех английских тайных агентов. Естественно, что это условие мною было использовано полностью. Всякий, подозревавшийся нами в английском шпионаже, арестовывался через этого начальника полиции.

В Кабуле, как я упоминал, было много немцев. Они были единственными европейцами, поддерживавшими отношения с нами. Среди них я завербовал некоего Лещинского, служившего переводчиком в министерстве иностранных дел Афганистана. Вторым нашим агентом был агроном Бюрде, работавший в Кабуле, затем командированный в район Мазари-Шарифа. В районе Кандагара работал для нас инженер-агроном Мазух и, наконец, в самом Кабуле давал нам сведения один инженер-техник, фамилию которого сейчас не помню. Лещинский и техник были членами германской коммунистической партии, поэтому с ними мы связались просто, а остальных потом они сами завербовали. Мазух и Бюрде освещали экономическое положение страны, Лещинский давал копии с переводимых в министерстве докладов, договоров и т. д., а техник сообщал сведения о немецкой и о всей остальной европейской колонии в Афганистане.