Георгий Агабеков - ГПУ

Прошло несколько дней. За это время мы старались выяснить, что собираются персы делать с беглецами, и связались с нашим агентом, арестованным персами и помещенным в полицейском участке, где сидели Бажанов и Максимов. Затем был выработан следующий план: решили переслать через надежную связь порцию цианистого калия нашему арестованному агенту, который затем должен был найти возможность в тюрьме угостить им Бажанова и Максимова. Однако в тот же день из Москвы пришла телеграмма, отменявшая приказ о «ликвидации» и предлагавшая мне произвести ревизию мешедской резидентуры ГПУ. Выяснилось, что Бажанов по своей работе в Москве никаких особенных тайн не знал, и, стало быть, его разоблачения не могли представлять опасности…

При ревизии оказалось, что Лагорский в течение восьми месяцев не вел абсолютно никакой работы, растерял всю агентурную сеть и дошел до того в своем бездействии, что даже не отчитывался перед Москвой в денежных суммах.

Пользуясь пребыванием в Мешеде, я решил съездить в Ашхабад для разрешения некоторых вопросов, связанных с пограничной разведкой. В Ашхабаде я имел с Каруцким долгую беседу. Прежде всего, конечно, мы обсудили дело Бажанова и Максимова. Я сообщил о распоряжении Москвы и сказал, что больше этим делом не интересуюсь. Но Каруцкий показал свежую телеграмму от Бельского из Ташкента, где предлагалось, вопреки распоряжению Москвы, во что бы то ни стало довести дело до конца. На мой отказ предоставить для выполнения этого приказа силы мешедской резидентуры он рассказал мне свой секрет.

Видя полную бездеятельность Лагорского и пользуясь ею, Каруцкий организовал в Хоросане собственную агентуру, которая, по его словам, осведомляет его о деятельности англичан в Хоросане лучше, чем это делал Лагорский из Мешеда. Для посылки агентов он использовал следующий способ. Снабжая агента ложными сведениями, он пропускал его в Персию, куда тот являлся в качестве перебежчика. В Мешеде «перебежчик» связывался с эмиграцией и, по ее рекомендации, устанавливал сношения с тогдашним атташе в Мешеде майором Уйлером.

Уйлер, вербуя агентов ГПУ, посылал их обратно в Туркестан за сбором интересовавших его сведений. Таким образом, как передавал Каруцкий, вся агентурная сеть английского атташе фактически состояла из агентов ГПУ. Но этого было мало. Каруцкий завербовал в ГПУ сына одного из известнейших агентов в Мешеде, туркмена Джабара, и получал от него все сведения, какие отец доставал для англичан.

В способах своей работы Каруцкий не стеснялся. Англичане посадили в Людфабаде перса, который рассылал оттуда агентов по всей территории советского Туркестана. Каруцкий, переодев группу пограничных красноармейцев в туркменскую одежду, велел им перейти границу и доставить ему этого агента живым. Ночью переодетые красноармейцы перешли границу, захватили английского агента в постели, завернули его в простыню и, избив до полусмерти, привезли в ашхабадское ГПУ. Сейчас он сидит в подвале ГПУ, но Каруцкий не может допросить его, так как не имеет переводчика, знающего персидский язык. Воспользовавшись моим приездом, он просил меня помочь ему в допросе. Я согласился. Каруцкий велел привести арестованного. Допрашивали мы его в течение часа. Он сознался, что был связан с персидской полицией, но связь с англичанами отрицал. После допроса Каруцкий водворил его обратно в тюрьму, но, по дальнейшим моим сведениям, он затем был освобожден и отправлен в Персию, откуда должен был давать сведения для ашхабадского ГПУ.

Вернувшись из Ашхабада в Мешед, я узнал, что Бажанов и Максимов отправлены персидскими властями в сторону Дуздаба, на индийскую границу. С первым аэропланом я вернулся в Тегеран.

Дело Бажанова, однако, этим не кончилось. Ташкентское ГПУ телеграфно просило полпреда Давтьяна оказать содействие в убийстве Бажанова. Советский консул в Систане Платт тем временем сообщил, что Бажанов и Максимов поселились в Дуздабе и что, если нужно принять меры к их ликвидации, то он имеет в своем распоряжении все нужные средства.

Бельский, полпред ГПУ в Ташкенте, послал Платту 5 тысяч долларов на расходы, необходимые для убийства Бажанова. Советский консул в Систане немедленно выехал в Дуздаб для личного руководства убийством. Однако ничего ему не удалось, так как его приезд в Дуздаб и появление в консульском автомобиле близ дома, где проживали беглецы, заставили персидское правительство скорее отправить беглецов в Индию. Они оба теперь благополучно проживают в Париже…

В Тегеране я нашел почту из Москвы с приказом приступить к чистке всех советских учреждений в Персии. Тут же прилагался список лиц, подлежавших увольнению. Список состоял приблизительно из ста человек и был составлен в ГПУ на основании агентурных донесений моего предшественника. Сведения были совершенно не проверены, и среди лиц, которых предстояло выбросить на улицу, находились люди абсолютно преданные советской власти или же относившиеся к ней вполне лояльно и честно выполнявшие свою работу. Я сообщил в Москву о своих соображениях, но получил ответ, что список уже утвержден Центральным комитетом партии и потому никаким изменениям не подлежит.

Насколько небрежно был составлен список, можно судить по тому, что в него попали некоторые из моих секретных агентов и, наконец, люди, которые никогда у нас не работали, но служили у частных персидских лиц. Для производства чистки была образована комиссия в составе советника посольства Логановского, генерального консула Ваймана, секретаря партийной ячейки Цейтлина и моего помощника Макарьяна. Чистка началась в феврале 1928 года и продолжалась три месяца. Многие из уволенных вернулись в СССР, но часть не пожелала ехать и начала обосновываться в Персии. Это были первые ласточки невозвращенства — движения, которое затем быстро начало разрастаться и которое благодаря диктаторским и бюрократическим мерам управления в СССР несомненно в ближайшем будущем примет широкие размеры.

Перехватывание иностранной дипломатической почты в Тегеране тем временем все более развивалось. Мы получали уже не только почту, которую отправляли иностранные миссии из Тегерана, но и почту, которая приходила в Тегеран. Количество доставляемых пакетов доходило в месяц до 500–600 штук. Оплату агентам, доставлявшим нужную почту, мы производили поштучно — по 2 доллара за английские и персидские пакеты и по 1 доллару за остальные. Для экономии времени мы стали фотографировать почту аппаратом системы Лейтц, присланным из Москвы. Лента аппарата вмещала 36 снимков. Ленты отправлялись в Москву в непроявленном виде, чтобы в случае, если они будут обнаружены по дороге и вскрыты, снимки могли сами сабой уничтожиться.