Юрий Скрипников - Кто вы здесь, в Америке?

Честное слово, лучше, чем на Багамах! Океан теплее и под водой больше разнообразия. В одну сторону более мрачные скалы и больше глубина. В другую – помельче и между кораллами поляны. От солнечного света по белому песку бегут веселые блики. И рыбы всеми цветами радуги сверкают.

Света и Яшка мучаются со своими масками. Хочу показать им самое интересное место, но на полпути Света поворачивает назад – текут очки. Потом меня покидает Яшка – очки запотели. Плыву и плыву над подводными садами, поворачиваю к самым скалам, о которые разбивается волна, потом опять от берега. Вдруг прямо под собой, на глубине метра четыре, вижу огромный якорь. Одной лапой врос в коралл, вторая косо вверх. Сбоку от веретена торчит металлический шток с набалдашником на конце. Все, естественно, покрыто ржавчиной и каким-то морским пухом. Если я правильно оцениваю эту штуку, то якорь, скорее всего, с большого океанского парусника. С парусника, потому что такой шток характерен именно для якорей парусников. Парусник, скорее всего, конца XIX-го века. Нужно запомнить место, чтобы своим показать. Поднимаю голову над водой: передо мной на берегу четыре пальмы. Как мне кажется, прямо напротив третья слева. Теперь засечь с другой стороны – в отдалении виден причал в Хане. Запоминаю, как его отсюда видно. Под впечатлением от увиденного плыву обратно. Какое-то движение внизу привлекает внимание - вроде хвост странный мелькнул в расщелине внизу. Раскинув руки, зависаю над скалой и внимательно смотрю вниз. Ага, вот – пятнистая, похожая на змею рыба. Это мурена. Хищница еще та. Высунула голову из расщелины и посматривает по сторонам. Совсем рядом проплывают рыбы, но она их не трогает. Окраска зеленоватая с черными пятнами, голова, как у маленького динозавра и пасть приоткрыта. Хорошо, что небольшая, а то и мне было бы о чем призадуматься. Между скалами подо мной проходит стая полупрозрачных желтых рыб – сотни и сотни, плотным строем.

Свете так и не удается подогнать маску, чтобы она не текла, поэтому к якорю отправляемся с Яшкой. Нахожу его далеко не сразу. Кажется, место запомнил, но… . Уже хочу плыть дальше, к выходу из бухты, когда натыкаюсь на якорь – и опять неожиданно, и опять он показался зловеще-таинственным. Подзываю Яшку. Он в полном восторге и тут же спрашивает, можно ли нырнуть. А почему нет? Поднялись наверх, заплыли с другой стороны. Давай-ка теперь отсюда к нему нырнем. И тут Яшка на что-то мне показывает рукой. Ого – не хило! Под веретеном якоря большая мурена. Наполовину высунувшись, чуть раскачивается. Угрожающе полуоткрытая ослепительно-белая пасть. Как зачарованные рассматриваем тварь. А ведь я нырял к якорю с этой стороны, когда нашел его в первый раз. Интересно, она уже там была или недавно обосновалась?

На обратном пути к своему пляжику видим еще что-то интересное – кажется, осьминога. Щупальцев не видно, но пульсирующий коричневый мешок на виду. Ныряю, чтобы попробовать его выманить. Мешок мгновенно втягивается в расщелину между скалами. Пробую взять его измором. Несколько минут неподвижно лежу на поверхности, чувствуя, как солнце припекает спину и ноги. Мешок появляется опять, но больше никаких движений. Ладно, может еще увидимся.

Так проходит день. Сгорел я уже до такой степени, что в воду теперь иду в футболке.

Ближе к вечеру, выехав за Хану, останавливаемся на песчаном пляже, где народ катается на волнах. Я устраиваюсь в тенечке, а Света с Яшкой бросаются в океан. Среди десятков купающихся несколько человек катаются на волнах на досках. Мастерством не блещут. Конечно, я не ожидал увидеть сверхкласс: то, что обычно показывают по телевизору – по склону огромной волны, умело маневрируя, бесконечно долго скользит загорелый человек на доске. Эти же ребята, едва взгромоздившись на доску, обычно тут же падают в воду.

Подошедшая Света садится рядом на песок и ехидно замечает: «Этот, в зеленых трусах, по-моему, вообще, доской от волны закрывается».

Ну и Бог с ним. Веселится народ, как может.

Справа слышу немецкую речь. Когда мужчина с женщиной подходят ближе, спрашиваю: «Are you Germans, folks?» -

Мужчина отвечает по-русски: «Та, тофарищ. Мы из Ляйпциг». –

Как это они меня так сразу раскололи?

- «У меня что, на лбу написано, что я русский?» -

Мужчина переходит на английский: «У вас нет, а у сына написано», - показывает рукой на Яшку.

Фыркнув, начинаю смеяться – я совсем забыл, что на футболке у Яшки сзади гордая надпись «СССР», а спереди красные серп и молот. Да, уж, догадаться нетрудно.

Посмеявшись расстаемся. Здесь вообще общаются легко. В ресторане за обедом напротив нас оказывается чета гомосексуалистов. Болтаем с ними о том, о сем. Один голландец, наверное, моего возраста. Его друг - молодой словак с тонким нервным лицом. Хорошо говорит по-русски. Томно жалуется, что в доме, где они ночевали, плохо с удобствами.

В общем-то, мне все равно, гомики, так гомики. Я согласен со Светиным постулатом: «Я ничего не имею против гомосексуалистов, если только не давать волю воображению». –

Любопытно наблюдать за гавайцами. С одной стороны, Гавайи – штат США, с другой, не очень-то здесь все по-американски. Гавайцы предпочитают общаться между собой на родном языке. Некоторые вообще, похоже, не в ладах с английским. По замечаниям в магазине и в ресторане складывается впечатление, что многие не в восторге от дяди Сэма. Во всяком случае, флаг штата Гавайи повсюду, а звездно-полосатых почти не видно.

На лужайке перед парковкой сидит молодой гаваец и кричит: «Yankee stupid, Yankee stupid!» (Янки идиоты, янки идиоты!») Что уж его так разобрало?

Гавайцы по типажу напоминают полинезийцев, черноволосые, полные и смуглые. По манере общения, скорее, похожи на наших или на мексиканцев. Если улыбаются, то потому что хотят улыбаться. А если не в настроении, то ради вас скалить зубы не будут. В магазине, в ресторане, везде слышишь: «Алоха»! Совершенно нет столь типичной для черных районов американских городов злобной отчужденности во взгляде. Гавайцы здесь хозяева, и ведут себя по-хозяйски.

Почему-то все эти дни мне упорно вспоминается Тур Хейердал: его первый эксперимент, когда они с юной женой Лив год прожили, как туземцы на острове в Полинезии. Вспоминается плавание на плоту «Кон-Тики» через Тихий океан от Перу до Полинезии.

Вечерами, сидя на берегу, смотрю на волны и звезды, и думаю о всякой всячине. В частности, о том, какой я, все же, счастливый человек. Хотя бы потому, что радуюсь возможности понырять в океане, радуюсь новым местам и тому, что еще одна детская мечта сбылась – о далеких островах, где аромат незнакомых цветов и с зеленых гор, журча, сбегают по камням речушки. Конечно, сорок лет от зарождения мечты до ее осуществления, это многовато… Да и вопрос, кто, собственно, осуществил мечту; начитавшийся книжек мальчишка и немолодой седой мужик – вроде как бы один и тот же человек, а вроде и нет. Через сколько лет у нас происходит полное обновление клеток в организме? По-моему, за десять лет. В таком случае, я уже четыре раза полностью поменялся биологически, а от пятнадцатилетнего мальчишки только воспоминания, заложенные от родителей матрицы поведения и реакций, и осознание, что, несмотря ни на что, это все равно один и тот же Я.