Лев Энгельгардт - Записки

Штат, по чину его, увеличился, уже два генерал-адъютанта в чине подполковников и еще два флигель-адъютанта в прежних чинах. Остался прежний его генерал-адъютант Рибопьер, а другого взял меньшего сына фельдмаршала графа Кирилла Григорьевича Разумовского, по екатеринославской коннице из его флигель-адъютантов в генерал-адъютанты Мамонова, который после был фаворитом.

Теперь почитаю приличным сказать вкратце о происхождении и истории моего генерала, игравшего роль, какую никто никогда в России не представлял и так не был силен.

Род светлейшего князя Потемкина был польский [55]; с завоеванием Смоленска предки его остались в России; были дворяне, но ни одного не было, который бы занимал высокие государственные должности [56]. Петр Великий употребил одного Потемкина для посольства в Англию [57]; но по возвращении ничем его не почтил. Отец знаменитого сего человека, оконча службу в гарнизоне капитаном, жил в поместье своем недалеко от Смоленска. Князь Григорий Александрович родился в 1736 году [58], в деревне Чижове, которая досталась по праву наследства от сестры [его] [59], бывшей за Васильем Андреевичем Энгельгардтом, племяннику его, Василью Васильевичу Энгельгардту; другая сестра его была за Самойловым, а третья за Высоцким. До двенадцати лет он воспитывался при своих родителях. За недостатком учебных заведений отец записал его в смоленскую семинарию; но, заметя в нем пылкой ум, отправил в гимназию Московского университета. В характере Потемкина оказывалось в то время много странности. «Хочу непременно быть архиереем или министром», — часто твердил он своим товарищам. Поэзия, философия, богословие и языки латинский и греческий были его любимыми предметами; он чрезвычайно любил состязаться, и сие пристрастие осталось у него навсегда; в самой своей силе он держал у себя ученых рабинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение: когда все разъезжались, призывал их к себе и стравливал их, так сказать, а между тем сам изощрял себя в познаниях.

Родители его почли, что военная служба будет ему выгоднее; по ходатайству некоторых господ записали его в конную гвардию унтер-офицером и отправили на службу; по дошедшей до него очереди сделан он вахмистром. В сем чине был он в 1762 году. Образ его жизни доставил ему знакомство с важнейшими особами, участвовавшими в сей государственной перемене. В весь день 28 июня находился он вблизи государыни; был в ее свите, когда она поехала в Петергоф.

Екатерина II, вступив на престол, пожаловала Потемкина офицером гвардии и потом камер-юнкером; он послан был в Стокгольм курьером для объявления находившемуся там российскому посланнику графу Остерману с известием о перемене правительства в России.

Возвратившись из Швеции, он умел войти в теснейшую связь с особами, всегда окружавшими императрицу, и сделался известным более Екатерине, принят быв в ее общество небольшого числа известных людей. Потемкин был прекрасный мущина; имел привлекательную наружность, приятную и острую физиономию, был пылок и в обществе любезен.

Потемкин встретил при дворе некоторые неприятности; в 1769 году война с Турцией подала ему случай удалиться на несколько времени из столицы; пожалованный камергером, отправился он в армию волонтером, где участвовал во многих военных действиях в продолжение сей войны. Фельдмаршал Румянцев о славных победах послал его с донесением к государыне [60]. Государыня пожаловала его генерал-поручиком и генерал-адъютантом, где [он] снова принят был в число приближенных к императрице. Через несколько времени сделался пасмурным, задумчивым, наконец оставил совсем двор; переехал в монастырь Александра Невского, объявил, что желает там постричься, отрастил бороду и носил монашеское платье [61]. Великая монархиня, видя в нем отменное дарование государственного человека, вызвала его из сего уединения, пожаловала генерал-аншефом, подполковником Преображенского полка, осыпала всеми щедротами и почестями, а при заключении мира с турками почтила графским достоинством, как непосредственно способствовавшего своими советами. В 1776 году римский император Иосиф II прислал ему диплом на императорско-княжеское достоинство с титлом светлейшего [62]. Имел все российские ордена, кроме Св. Георгия (который получил после), ордена всех европейских держав, кроме Золотого Руна, Св. Духа и Подвязки. Впоследствии и в свое время сказана будет окончательная его история.

Принц де-Линь так его портрет изобразил: «Показывая вид ленивца, а трудится беспрестанно; не имеет стола кроме своих коленей; другого гребня, кроме своих ногтей; всегда лежит, но не предается сну ни днем, ни ночью; беспокоится прежде наступления опасности и веселится, когда она настала, унывает в удовольствиях; несчастен оттого, что слишком счастлив; нетерпеливо желает и скоро всем наскучивает; философ глубокомысленный, искусный министр, тонкий политик и вместе избалованный девятилетний ребенок; любит бога, боится сатаны, которого почитает гораздо более и сильнее, нежели самого себя; одною рукою крестится, а другою приветствует женщин; принимает бесчисленные награждения и тотчас их раздает; лучше любит давать, чем платить долги; чрезвычайно богат, но никогда не имеет денег; говорит о богословии с генералами, а о военных делах с архиереями; по очереди имеет вид восточного сатрапа или любезного придворного века Людовика XIV и вместе показывает изнеженного сибарита. Какая же его магия? Гений, потом гений — и еще гений; природный ум, превосходная память, возвышенность души, коварство без злобы, хитрость без лукавства, счастливая смесь причуд, великая щедрость в раздаянии наград, чрезвычайная тонкость, дар угадывать то, чего он сам не знает, и величайшее познание людей; это настоящий портрет Алквиада».

По моей молодости и неопытности почти вовсе не доходило до моего сведения ничего, касательно дворских интриг, но скажу, каким образом двор по наружности всем был известен. В каждое воскресенье и большой праздник был выход ее величества в придворную церковь; все, как должностные, так и праздные, собирались в те дни во дворец; те, которые имели вход в тронную залу, ожидали ее величество там; имеющие вход в кавалергардскую залу, тут более всех толпились; а прочие собирались в зале, где стояли на часах уборные гвардии сержанты. Военные должны были быть в мундирах и шарфах, статские во французских кафтанах или губернских мундирах и башмаках; все должны были быть причесаны с буклями и с пудрою; обер-гофмаршал и гофмаршалы заранее, до выхода императрицы, ходили по кавалергардской зале и, ежели усматривали, кто неприлично одет, просили такового вежливо выйти. За несколько времени наследник, великий князь, с великою княгиней из своей половины проходили во внутренние комнаты государыни, которая в половине одиннадцатого часа выходила в тронную, где чужеземные министры, знатные чиновники и придворные ее ожидали. Там представлялись приезжие или по иным каким причинам имеющие вход за кавалергардов; там она удостаивала со многими разговорить. В одиннадцать часов отворялись двери; первый выходил обер-гофмаршал с жезлом, за ним пажи, камер-пажи, камер-юнкеры, камергеры и кавалеры, по два в ряд; пред самою императрицею светлейший князь. Государыня всегда имела милый, привлекательный и веселый, небесный взгляд. Если были приезжие, или отъезжающие, или благодарить за какую милость, и не имеющие входа в тронную, представляемы тут были обер-камергером, и государыня жаловала цаловать им ручку; за императрицею шел великий князь рядом с великою княгинею; за ним статс-дамы, камер-фрейлины и фрейлины, по две в ряд. Тем же порядком [государыня] возвращалась во внутренние комнаты. Императрица кушала в час. Ежели кто хотел быть представлен великому князю и великой княгине, то представлялся на их половине в день, когда [их высочества] сами назначат.