Илья Венявкин - Чернильница хозяина: советский писатель внутри Большого террора.

Утром 7 ноября Афиногенов включил радио и несколько часов слушал звуки демонстрации на Красной площади и торжественного концерта в Большом театре. После этого он поехал в город и весь день гулял, растворившись в праздничной толпе. В Москве ему в руки попала газета, в которой пере­сказывался тост, поднятый Сталиным на встрече со стахановцами и руково­дителями советской промышленности. В нем Афиногенов нашел фразу, даю­щую ответы на мучившие его вопросы. «Бывают такие слова, которые вреза­ются сразу, навеки и как бы освещают молнией все пройденное. Так и здесь, в коротком приветствии угольщикам и металлургам, Сталин сказал: „Руково­дители приходят и уходят, а народ остается. Только народ бессмертен“», — записал он в дневнике.

Демонстрация трудящихся на Красной площади в Москве. 7 ноября 1937 года

ТАСС

Вернувшись в Переделкино, Афиногенов провел весь вечер с Пастернаком. Они поднимали тосты за дружбу и за свое время. «Мы сейчас не только живем в историческое время, но сами объекты исторических дел — и от этого нелепо и смешно жаловаться, что ветер дует слишком сильный, что вообще не знаешь, за что берут людей», — говорил Афиногенов и доказывал, что те, кто убеждены в справедливости строя, не должны бояться собственного ареста и сомневаться в объективности НКВД. Пастернак спорил и говорил, что было бы лучше, если бы власть объясняла, как нужно жить, чтобы избежать ошибок.

Сталинские слова в очередной раз дали Афиногенову веру в оправданность происходящего в стране террора. Казавшаяся ему неизбежной смерть оказалась лишь способом обрести бессмертие: «Сталин освободил от страха смерти — радостью жизни в самой жизни… Вот оно — лекарство и средство от всяких страхов смерти — сознание… что ты цвел и жил, и чем полнее — тем безболез­ненней будет отход в небытие. <���…> Стоит бороться и даже УМИРАТЬ за такую жизнь… <���…> Умирать за жизнь других — без сожаления, что собственное твое тело сгниет в могиле…»

25 ноября по радио снова транслировали доклад Сталина о проекте новой союз­ной конституции, который так вдохновил Афиногенова год назад. Как писала «Правда», его слушали «в красных уголках, в клубах, колхозах, общежитиях, в погранотрядах на далеких границах, в тайге и горах». Доклад снова произвел на Афиногенова сильнейшее впечатление: как и год назад, он ощутил себя частью одного большого советского целого. На следующий день он решился написать письмо Матвею Шкирятову — одному из руководителей Комиссии партийного контроля, известному своей жестокостью и непреклонностью. Афиногенов просил о реабилитации и восстановлении в рядах партии.

Через несколько дней Афиногенов вернулся с прогулки, вынул все дневники и записные книжки и разложил их на столе. Он начал работу над романом. Но его главным рабочим инструментом стало не перо и не пишущая машинка, а ножницы. Он «начал резать, сначала робко, потом разошелся, отхватывал целыми страницами… натер мозоль на пальце». Для того чтобы написать образцовый советский роман, Афиногенов в прямом смысле слова перекраивал собственную биографию, вырезая из своего прошлого все, что могло приго­диться для построения себя будущего и уничтожая границу между жизнью и искусством: старый человек должен был умереть и возродиться в виде художественного текста.

* * *

С марта 1937 года вся страна следила за экспедицией исследователей Арктики: группу под руководством Ивана Папанина на самолетах забросили на Север­ный полюс, где они основали дрейфующую научно-исследовательскую станцию. Дрейф продолжался девять месяцев, направлявшаяся к Гренландии льдина стала уменьшаться, и в результате группу пришлось спасать ледоколами и самолетами.

17 марта 1938 года в Кремле принимали спасенных и спасителей. Сталин про­изнес торжественный тост — о том, что только в Советском Союзе государство так ценит человека, что готово бросить на спасение своих героев все возмож­ные ресурсы. Его перебил летчик Валерий Чкалов.

Чкалов: Никто из присутствующих здесь не захочет пережить Сталина (возгласы одобрения) . Никто от нас Сталина не отнимет, никому не позволим Сталина от нас отнять. Мы можем сказать смело: надо легкие отдать, — отда­дим легкие Сталину, сердце отдать — отдадим сердце Сталину, ногу отдать — ногу отдадим Сталину.

Сталин: Сколько вам лет?

Чкалов: Мое сердце здоровее вашего, и я отдам его Сталину.

Сталин: Сколько вам все-таки лет?

Чкалов: Тридцать три.

Сталин: Дорогие товарищи большевики, партийные и беспартийные, причем иногда бывает, что непартийные большевики куда лучше партийных! Мне 58 лет, пошел 59-й. Товарищу Чкалову — (поддразнивает) тлидцать тли (шумный смех) . Так вот, я вам советую, дорогие товарищи, не ставить себе за­дачу умереть за кого-либо. Это — пустая задача. Особенно за стариков, вроде меня. Самое лучшее — жить и бороться, бороться вовсю во всех областях нашей хозяйственной и политической жизни, в области промышленности, в области сельского хозяйства, в области культуры, в области военной. Не умирать, а жить и разить врагов (бурная овация) .

Жизнь и смерть в Советском Союзе оказывались почти неразличимыми: чело­век мог рассчитывать на то, чтобы жить настоящей жизнью, только при усло­вии, что он готов без раздумий ею пожертвовать.

Верещак С. Сталин в тюрьме. Дни. 24 января 1928.

Сперанский А. Наш Сталин. Известия. 7 ноября 1937 года.

Краткий курс истории ВКП(б). М., 1938.

Hellbeck J. With Hegel to Salvation: Bukharin’s Other Trial. Representations. Vol. 107, No. 1 (Summer 2009).

20 декабря 1937 года передовицы главных советских газет были посвящены важному юбилею в жизни страны — двадцатилетию ВЧК-ОГПУ-НКВД. «Правда» опубликовала указ о награждении почти 400 чекистов разными орденами за самоотверженное выполнение правительственных задач. Особой похвалы удостоился глава ведомства Николай Ежов. Орден он не получил, но всюду превозносился как достойный продолжатель дела Феликса Дзержин­ского. За несколько месяцев 1937 года сформировался культ личности Ежова: журналы печатали песни казахского народного поэта Джамбула Джабаева («Я славлю батыра Ежова, который, / Разрыв, уничтожил змеиные норы»), именем наркома были названы заводы, стадионы, города.

Первая полоса газеты «Правда». 21 декабря 1937 года

«Правда» № 349 (7315)

Вечером того же дня советские рабочие, инженеры, ученые и военные пришли в Большой театр на праздник. Центральным событием вечера было выступле­ние наркома пищевой промышленности Анастаса Микояна [18] Речь Анастаса Микояна на двадцатилетнем юбилее деятельности ВЧК-ОГПУ-НКВД в Большом театре: https://youtu.be/dqe30iGxbR8 . По его мысли, каждый советский человек должен был ощущать себя наркомвнудельцем, а сама секретная полиция представала идеальным советским институтом, уменьшенной и улучшенной моделью советского общества. Микоян привел несколько примеров неусыпной бдительности советских людей: