Борис Четвериков - Котовский

Ласточкина Кулибаба тоже знал. Вежливый человек, обязательно со всеми за руку поздоровается. С бородкой, лицо хорошее-хорошее. И всякий раз что-нибудь интересное расскажет: о фронтах, о безобразиях белых.

Кулибабу ставили на страже у ворот и проводили совещания подпольщиков. Табачная лавка на Ришельевской сама по себе. Удобная явка боевой дружины Котовского: и в самом центре города, и внимания не привлекает — пожалуйста, покупайте желающие английские сигареты, табак Асмолова, гильзы Александра Катык и компания… Это самая надежная маскировка. На Греческой улице специально для явок открыли «паштетную», у пересыпцев была явка в чайной на Церковной улице… Встречались также подпольщики и в переплетной мастерской Сандлера… Но квартира Славова тоже была хороша.

Котовский иногда и ночевал здесь. Комфорта особенного Славов предоставить не мог, сам он спал на диванчике, тоже без особого шика, а гостю постилал на столе. Котовский выговаривал художнику:

— Что это ты, Степан, никогда не приберешься? Посмотри, сколько паутины! Хочешь, я сам сниму и пауков повыбрасываю?

— Ни в коем случае! Они мух ловят, а мухи мне буквально работать не дают.

— Но ведь смотреть противно!

— А я и не смотрю. Да и что тут противного? Обыкновенная паутина. Я не знаю, кто еще есть на свете тише и безобиднее пауков!

Однажды к дворнику пришла не та девочка, что обычно, а какая-то другая, с косичками, быстроглазая. Сунула записку: «Это вам», — и убежала. Записка была всего в два слова: «Почистите квартиру». Это Котовский предупреждал, он тотчас узнавал о том, что затевают «Сигуранца» и «Дезьем-бюро», у него всюду были свои глаза и уши.

Кулибаба сразу же пошел к Славову. Дело в том, что Славов не только предоставлял квартиру подпольщикам, он еще артистически подделывал документы, изготовлял бланки, удостоверения для подпольщиков и, вручая такой документ, приговаривал:

— Полюбуйтесь! Даже лучше, чем настоящий! А подписи, подписи какие! Не подкопаешься!

У Славова хранилась медная печать белогвардейского воинского начальника. Тоже была полезной. Но теперь нужно было ее прятать.

Быстро они проверили все, что было в комнате. Ненужное сожгли, ценное Кулибаба зарыл на чердаке.

В тот же вечер явились с обыском. Дворник, как и полагалось, присутствовал при этой процедуре. Перерыли все, даже матрац трясли и щупали, открытки все пересмотрели, под диван заглядывали. И вот что заприметил Кулибаба: один из полицейских, производивших обыск, наткнулся в кипе бумаг на этажерке на нелегальную газету; полицейский скомкал газету, пошел к водопроводу, будто бы попить, а сам эту газету затолкал в сточную трубу. Кулибаба смотрел и глазам не верил! Стало быть, и этот сочувствует?

В общем, при обыске ничего не обнаружили, порылись в дворницкой каморке и ушли.

После этого случая долго никто из подпольщиков не появлялся. Выясняли, не ведется ли наблюдение за домом номер одиннадцать. А потом здесь же хранились инструменты, здесь же Котовский подробно распределял роли: подготавливалась операция с захватом склада оружия.

Тем временем художник Славов закончил копирование Шишкинской ржи и принялся за «Девятый вал» Айвазовского.

Через все фронты, через все заставы, через всю кипевшую восстаниями, полыхавшую пожарищами Украину упорно пробирались связисты — посланцы Москвы. Центральный Комитет инструктировал, снабжал людьми и руководил всей работой подполья. Связь никогда не прерывалась. Ехали в поездах, шли пешком от деревни к деревне, ночевали в степи, обходили стороной опасные места и двигались дальше связные.

Так передвигались и эти две молоденькие девушки. Одну звали Тоня, другую — Феля. Тоня была посмелее. Феля боязливая, тихая, на первый взгляд. В пути им встречались шайки головорезов, вооруженные петлюровцы, свирепые боротьбисты, гайдамаки, всякие «батальоны смерти», «железные дивизии», «рыцари Запорожской Сечи»…

Нет, не робкие девушки, а бесстрашные революционерки, отважные комсомолки были Тоня и Феля. Поручение ЦК — доставить Одесскому губкому четыреста тысяч денег, директивные письма и литературу. Получили они адрес явочной квартиры, пароль и отправились в путь. Директивные письма были зашиты в кофточки, деньги спрятаны в двойное дно чемодана, адреса и пароль выучены наизусть.

Спали по очереди. Делали пересадки. При проверке предъявляли документы. Но кто обращает внимание на каких-то девчонок!

В две недели добрались до Николаева и здесь узнали, что николаевские рабочие организации разгромлены, по городу гуляют погромщики…

Посадка на пароход, идущий в Одессу, производилась со строгой проверкой документов и повальными обысками пассажиров. Когда обыск кончился и полицейские, бряцая оружием, ушли, уводя с собой какую-то плачущую женщину, девушкам удалось прошмыгнуть на палубу и забиться в самый темный угол на корме.

Море было беспокойное. Фелю укачало. Но вот вдали показались огоньки Одессы. Высадились на берег и пешком добрались по назначенному адресу.

Там принял их товарищ Николай. Сдали деньги, он тщательно их пересчитал, затем занялся разбором почты.

Пока товарищ Николай читал привезенные письма, пришел на явочную квартиру рослый, статный мужчина. Товарищ Николай очень ему обрадовался и сказал:

— Вот как хорошо, Григорий Иванович, что вы пришли! Тут к нам девушки приехали, нужно их устроить с ночевкой. И голодные, наверное. Позаботьтесь о них, пожалуйста.

Тоня и Феля поняли из разговора, что это знаменитый Котовский. У Фели даже головная боль прошла. Она разглядывала этого человека, о котором ходило столько фантастических рассказов.

— Скажите, пожалуйста, — нерешительно обратилась она к нему, — вы ведь Котовский? Вы на самом деле Котовский?

— Разве не похож? — рассмеялся Котовский, а сам уже обдумывал, как лучше поместить их и что сделать, чтобы они хорошо отдохнули.

Узнав, что Тоня и Феля привезли от ЦК важные директивные письма, Котовский пристально посмотрел на тонюсеньких, худеньких девочек, и глаза его засветились жалостью и участием.

— Небось страшно было? — спросил он.

— А чего страшно? — спокойно ответила Тоня. — Мы не в первый раз ездим. Привыкли.

Час был поздний. Котовский, не откладывая, повел связных в гостиницу на Пушкинскую улицу. Там их прежде всего отправили в ванную, затем накормили. Котовский тем временем вызвал комсомолку-подпольщицу Фиру.

— Вот, — сказал он, — вам поручаются две храбрые девушки. Я знаю, что вы сумеете их обласкать, пригреть. Нелегкая работа, сколько раз они рисковали жизнью. А на вид совсем малыши!

— Понятно, — ответила Фира, — я поухаживаю за ними. Здесь им будет хорошо.