Филипп Бобков - КГБ и власть

Чтобы противостоять Западу в идеологической борьбе, нужны были другие средства. И совсем не требовалось их изобретать, следовало лишь перестраивать саму нашу жизнь. В основе любой политики лежит, как известно, экономика. Оправданные или искусственно созданные трудности в обеспечении материальной базы привели к застою и в политике. Зато появилось множество теоретиков, умевших приспособить высказывания классиков марксизма-ленинизма для оправдания и объяснения любого политического события, в том числе и негативно вое-принимаемого народом. А это усиливало недоверие населения к официальной пропаганде.

Знали ли об этом в органах госбезопасности? Конечно, знали. И не раз предлагали конкретные меры противодействия враждебным нашему обществу акциям, меры не репрессивные, а политические, являющиеся прямой функцией партии. Однако партийное руководство эти советы попросту отметало: не лезьте не в свое дело.

Серьезную попытку коренным образом изменить нашу внутреннюю политику предпринял, пожалуй, лишь Ю. В. Андропов.

Получая информацию о готовящихся против СССР акциях и сроках их реализации, а также о стратегических долговременных планах США по разрушению нашего строя, руководство органов госбезопасности предложило разработать научно обоснованный план контрмероприятий. К работе над ним предполагалось привлечь ученых из самых различных областей знаний: философов, политологов, экономистов, юристов, специалистов военного дела и психологов.

План предусматривал коренное изменение методов пропаганды, совершенно иное отношение к религии и инакомыслию, решительную борьбу с коррупцией, с националистическими тенденциями. И конечно, в первую очередь предусматривалось решение назревших экономических проблем. План этот был вовсе не фолиантом в золотом переплете, это были глубоко продуманные, тщательно подготовленные 5-м Управлением тезисы доклада Ю. В. Андропова на Политбюро, их реализация могла бы наметить пути к демократизации партии, демократизации всей жизни общества.

Доклад Ю. В. Андропова состоялся. Его предложения поддержали Л. И. Брежнев, А. Н. Косыгин, К. Т. Мазуров, А. Н. Шелепин, В. В. Щербицкий. Поддержал и М. А. Суслов, по-прежнему остававшийся, как это было и при Сталине, главным идеологом. Мероприятия, направленные не только на пресечение нараставшего вала «холодной войны», но и на активизацию наших наступательных действий, относились к области идеологической.

Не берусь судить, насколько серьезно рассматривали члены Политбюро предложения Ю. В. Андропова, насколько искренне поддержали, но, судя по всему, никаких ощутимых результатов эти предложения не возымели. «Холодная война» не прекращалась, о ее опасности, как и до этого, продолжали без конца говорить, но дальше слов дело не пошло. Из рук в руки передавали в аппарате ЦК, казалось бы, ни у кого не вызывавшие сомнения разделы плана, которые требовали незамедлительного решения.

Прорыв в нашей обороне, а затем и полный разгром произошел на том участке «холодной войны», где наше оружие было неизмеримо мощнее и совершеннее, чем у противника, и произошло это только потому, что эффективное оружие не было пущено в ход, ибо те, у кого оно было в руках, сами изуродовали его и полностью вывели из строя.

Хочу сослаться на беседу советского и американского журналистов, опубликованную в журнале «Новый мир» двадцать лет назад.

Американец утверждал, якобы полное разоружение невозможно и никогда не будет осуществлено. «Если даже допустить условно, — сказал он, — что будет достигнута договоренность, капиталистический мир разоружится, а СССР нет».

Наш журналист попытался возразить, что разоружение будет вестись под контролем, но американец прервал его: «Не о том речь. Конечно, можно установить надежнейший контроль, и допускаю, что вы уничтожите все до последнего пистолета. Но идеи ваши останутся. А капиталистический мир окажется перед вами безоружным».

Судя по всему, он рассматривал наш путь развития в его чистом виде — как осуществление идей социальной справедливости, которые разделяли народы всех стран, но он не учел того обстоятельства, что в нашей стране из года в год, из десятилетия в десятилетие идеи социализма методически извращались.

Так или иначе, но от идеологической борьбы, от «холодной войны» партия в силу позиции лидеров полностью абстрагировалась, предоставив эту честь КГБ, вольно или невольно перенося сугубо идеологическую работу партии в сферу деятельности специальных служб. И КГБ действовал, казалось многим его руководителям, правильно, стремясь разгадать и разрушить замыслы противника, навязавшего нам «холодную войну».

Сейчас, когда читаешь мемуары нынешних «знатоков» деятельности органов госбезопасности или слушаешь их выступления, невольно приходишь к выводу, будто органы госбезопасности в описываемое время только тем и занимались, что выискивали, кого бы арестовать. Такой цели у нас не было. А вот противостоять напору зарубежных спецслужб мы были обязаны. Идеологическая борьба против нашего государства велась в очень широких масштабах. Достаточно привести одну цитату из заключения ЦРУ: «Нужна более агрессивная война идей, которая могла бы широко поставить антисоветскую пропаганду. Решающим фактором в нашем наступлении является усиленный поиск союзников в лагере социализма, «сил разложения», способных вызвать серьезные осложнения в политической и экономической жизни СССР».

ЕЩЕ В ГОДЫ МОЕЙ УЧЕБЫ в школе СМЕРШ очень много внимания уделялось акциям иностранных спецслужб на территории нашей страны. Мы изучали методы и приемы шпионажа, специальное оснащение, систему наблюдения и контроля. Позднее мне пришлось столкнуться со всем этим на практике.

Расскажу об одной конкретной операции.

Из множества диверсантов или иных агентов спецслужб Запада, засланных в СССР с подрывными целями, не было ни одного, который действовал бы по идейным соображениям.

Их можно разделить в основном на две категории: одни, чаще всего люди обездоленные, шли на эту службу за большое вознаграждение, другие были просто обмануты.

Обычно провалившиеся диверсанты ведут себя по-разному: одни упорно отрицают свою вину, другие тут же во всем признаются, третьи начинают говорить под нажимом неопровержимых фактов, предъявленных следствием.

Диверсант по кличке Боб не только на первом же допросе признал свою вину, но, казалось, даже обрадовался представившейся возможности подробно рассказать о всех своих злоключениях. Он поведал свою жизнь вплоть до интимных моментов, сообщил не только о событиях, акциях и мероприятиях, в которых участвовал, но (что было особенно ценно) раскрыл причины, побудившие его работать на американскую разведку.