Филипп Бобков - КГБ и власть

Оказалось, все трое являлись членами нелегальной националистической партии, ставившей целью борьбу против советского строя, а следовательно, против Москвы. Они решили мстить русским, неважно, кому именно: женщинам, детям, старикам — главное, русским.

Казалось бы, этот случай должен был привлечь внимание партийных и государственных руководителей, побудить искать пути устранения причин, ведущих к межнациональному расколу. Однако никаких действий, кроме работы следственных органов и суда, проходившего в Москве, не последовало. А армянское руководство сделало все, чтобы скрыть от населения республики это кровавое преступление. По указанию Первого секретаря ЦК компартии Армении Демирчяна ни одна газета, выходившая на армянском языке, не опубликовала сообщения о террористическом акте. Документальный фильм о процессе над Затикяном и его сообщниками, снятый во время заседаний Верховного суда, запретили показывать даже партийному активу Армении, его демонстрировали лишь в узком кругу высшего руководства. На экраны фильм так и не вышел, хотя мог принести немалую пользу и помочь в воспитательной работе. Руководство республики мотивировало запрет нежеланием компрометировать армянский народ в глазах русских.

А вскоре в «Известиях» появилось выступление академика А. Д. Сахарова, который протестовал против якобы незаконного ареста армян. Он отказывался верить, что трое террористов могли приехать в Москву для совершения своего злодеяния. Надо было видеть бурное возмущение Демирчяна: как смел Сахаров оглашать фамилии преступников, кто дал разрешение редакции печатать этот материал!

Даже из факта террора никто не хотел делать политических выводов, борьба с террором — это, дескать, сфера деятельности КГБ, на то они и чекисты, чтобы предупреждать подобные акции и не допускать их, а раз уж такое случилось, пусть сами и расхлебывают. Никто нс желал вникнуть в существо вопроса и понять — только разъяснительная работа, направленная против дашнакской пропаганды, могла предотвратить беду. Руководители и в центре, и на местах не хотели понять, что на этом дело не кончится. Даже несколько лет спустя, когда националистические тенденции в республике стали нарастать, а дашнаки все активнее насаждали в Армении свою идеологию, местное руководство не давало им должного отпора, и, по-видимому, неслучайно.

Теория исключительности армянской нации внушалась населению республики с малых лет. Например, в учебнике для 7–8 классов средней школы ставился вопрос: в столицах каких государств есть армянские школы, и тут же выяснялось, что в столице СССР такой школы нет, а вот в некоторых зарубежных странах есть. Среди участников организации «Молодая гвардия», боровшейся в годы оккупации с гитлеровцами, в учебнике назывался только Жора Арутюнянц.

Другие имена, даже ее руководителей, не упоминались. Когда шла речь, скажем, о выдающихся советских музыкантах, художниках, деятелях культуры и науки, назывались, как правило, только армянские фамилии. Естественно, в результате дашнакская пропаганда попадала на благотворную почву.

Будучи в Армении, я беседовал по этому поводу с Демирчяном. Наш долгий и трудный разговор ничем не кончился, руководитель компартии Армении упрямо твердил; «Ничего страшного у нас не происходит!» Накануне отъезда я вновь встретился с ним и привел новые факты об активном проникновении дашнаков на территорию республики. Демирчян реагировал несколько по-другому. На очередном пленуме ЦК партии республики призвал коммунистов начать борьбу против дашнакского влияния, однако дальше этой формальной акции дело не пошло, если не считать нескольких публикаций, с трудом увидевших свет. Для жителей Нагорного Карабаха это бездействие обернулось бедой.

Понимая, что в стране, где началась перестройка, неизбежно грядут какие-то перемены, под влиянием националистической пропаганды снова подняли голову экстремистски настроенные элементы. В Армении был создан комитет «Карабах». Это он организовал на центральной площади Еревана миллионный митинг, требовавший присоединения Нагорного Карабаха к Армении.

В двух Закавказских республиках обстановка накалялась: в Ереване шли многолюдные собрания, направленные против Азербайджана, в Нагорном Карабахе нарастали экстремистские настроения, в Баку назревала вспышка — народ готов был выступить на защиту азербайджанских интересов. Достаточно было спички, чтобы произошел взрыв. И такой спичкой оказались события в Сумгаите.

В отличие от других городов Азербайджана, где удалось сдержать страсти и не допустить, чтобы люди вышли на улицы, в Сумгаите перед горкомом партии собралось не менее пяти тысяч жителей. Напряжение достигло кульминации, когда на площади появились азербайджанцы, бежавшие из Кафанского района Армении и рассказавшие о погромах, учиненных армянами в районах, где жили, главным образом, азербайджанцы. Еще больше подлило масла в огонь выступление по армянскому телевидению поэтессы Сильвии Капутикян с рассказом о встрече в Москве с М. С. Горбачевым, а затем пришедшее из Еревана сообщение — о заявлении Главного военного прокурора Советской армии А. Н. Катусева, сказавшего, что ему известно о двух погибших в Азербайджане и, по его сведениям, среди погибших армян нет. Человек умный, волевой и достаточно дипломатичный, Катусев не мог не сделать такого заявления перед разбушевавшейся на ереванской площади толпой.

В Азербайджане заявление Катусева расценили так; раз двое погибших в Аскеранском районе не армяне, значит, там погибли соотечественники. Это вызвало бурную реакцию: разъяренная толпа двинулась в армянские кварталы Сумгаита.

Трудно искать правого и виноватого в подобных конфликтах. Кто был зачинщиком междоусобицы, кто провоцировал, а кто сделал ответные шаги — Армения или Азербайджан, — сейчас установить невозможно. Но то, что лидеры коммунистических партий республик, провозглашавшие дружбу народов, не находили контакта друг с другом, не искали путей сближения позиций, говорит о многом.

Национальное чванство гибельно сказывалось на развитии добрососедских отношений и поощряло конфронтационные акции. Так зрел Карабах. Мне кажется, некоторые известные и уважаемые люди даже не думали о том, как их громкие фразы и публичные высказывания способны привести к таким тяжелым последствиям.

Так, академик Аганбегян, как стало известно из печати, находясь в Париже, заявил на встрече с жителями армянских кварталов, будто проблема Нагорного Карабаха вот-вот будет решена и эта область, находящаяся на территории Азербайджана, войдет в состав Армении. В то время Аганбегян был близок к Горбачеву, и за рубежом его воспринимали как человека, в известной мере выражавшего взгляды Генерального секретаря ЦК КПСС. Естественно, это сообщение быстро облетело всю армянскую диаспору, дошло до Армении и Азербайджана. Начиная с этого момента Аганбегян стал для азербайджанцев нарицательной фигурой — человеком, который поднес первую спичку к карабахскому костру.