Виктор Ларионов - Ураган. Последние юнкера

Далеко влево были видны цепи нашей Второй бригады, атаковавшей соседнюю станцию. Было даже слышно, как они кричат «ура».

Вскоре подошли большевистские поезда со стороны Екатеринодара, и наше Первое орудие капитана Шперлинга оттянули на крайний фланг, чтобы их задержать. Большевистские поезда остановились в густых посадках и перестали дымить. Пристреляться к ним было трудно, так как мы должны были беречь снаряды. Зато они били по нам, стоящим на ровной степи, как по мишени.

Почти два часа грохотали разрывы гранат: перелет, недолет… Били и шрапом. Это был форменный расстрел. Мы остались в живых только потому, что несколько гранат, попавших между нашими орудиями, заглохли в глубокой грязи. Был ранен шрапнелью в ступню номер нашего орудия Прохоров, тот, который тащил меня, раненного под Кизитиринкой. Теперь я тащил его, стонущего, к оттянутым передкам. Кроме Прохорова были ранены бывшие юнкера-михайловцы Иссов и Владимиров, получившие пулеметные пули, — Иссов в плечо и Владимиров в глаз.

Бой этот был поистине страшный. Мы жались к щиту орудия, чтобы спастись от низких разрывов шрапнели и быстро ложились, если гранаты рвались на батарее. Во рту было сухо. Никогда еще мы так не ждали спасительного покрова темноты, как в день этого боя!

С наступлением темноты бой затих. Станция и станица были взяты. Большевистские бронепоезда ушли на Екатеринодар. Лишь к полуночи мы выбрались из топкой грязи и добрались до отведенных нам квартир. Но уже на рассвете прискакал из штаба разведчик и сообщил, что наши орудия должны немедленно выехать за станицу и занять позицию против бронепоездов.

На этот раз мы стали на закрытую позицию, и большевистские бронепоезда не могли к нам пристреляться. Гранаты рвались беспрерывно по соседству, вздымая вверх глыбы мягкого чернозема, падающего потом на землю с шумом, подобным конскому топоту.

Екатеринодар был совсем близко, но мы повернули, обходя его с юга, чтобы атаковать его с той стороны, где он не прикрыт рекой Кубанью.

Наступление на Екатеринодар начала бригада генерала Богаевского, а мы прикрывали переправу через Кубань и тыл. Два дня мы слушали гул орудий и тревожно ждали вестей. Вести были оптимистические: «Город взят»… «Бой уже за городом», «Город сегодня будет взят»… Но гул орудий не прекращался и даже усиливался. Наконец нашу батарею потребовали к городу. Одновременно с нами пошли к Екатеринодару и части Офицерского полка с генералом Марковым во главе.

Мы шли переменным аллюром и уже через пару часов проехали рощу и ферму Кубанского экономического общества. Роща была усеяна трупами красных — рослыми черноморскими матросами. Накануне здесь была блестящая атака партизан генерала Богаевского.

Вся степь перед Екатеринодаром дымилась разрывами гранат. Десятки орудий разного калибра били со стороны города и громили наши позиции «по площадям». Наша позиция была полузакрытая, и в первый раз за всю войну мы начали рыть себе ровики.

Впереди раздавалась ружейная трескотня и неумолчная строчка многочисленных пулеметов. Командир батареи вместе с капитаном Шперлингом прошли вперед выбрать наблюдательный пункт. Скоро провели телефон, и батарея сделала несколько выстрелов. Неприятельские пули свистели беспрерывно.

Передавали, что генерал Марков будет атаковать кожевенные заводы и батарея должна поддержать его атаку огнем. Томительно шли часы. Огонь противника усиливался, переходя в ураганный. Наконец справа началась ожесточенная пулеметная и ружейная стрельба, — это генерал Марков пошел в атаку с Офицерским батальоном. Наша батарея не могла, из-за недостатка снарядов, ее достаточно поддержать. Сообщили, что генерал Марков заводы взял и дошел до артиллерийских казарм, но дальше продвинуться не может: уличный бой был тяжел, потери большие. Стало ясно, что атака не имеет решительного успеха.

Армия наша наступала на Екатеринодар частями, сначала только Второй бригадой, и не использовала первого успеха при взятии фермы, дав красным отступить к городу и получить там большие подкрепления. На следующий день атакующие нарвались на густой артиллерийский и пулеметный огонь большевиков, успевших стянуть к месту атаки бригады генерала Маркова значительные силы, прибывшие из Новороссийска. Цвет командного состава добровольцев, идущий, по традиции, впереди атакующих, понес тяжелые потери: пал командир Корниловского Ударного полка и его создатель — полковник Неженцев, пал известный партизан — чернецовец Курочкин, тяжело был ранен генерал Казанович.

Из кубанских станиц подкрепления подходили слабые — группки молодых необстрелянных кубанских казаков, терявшихся под убийственным артиллерийским огнем. На вечерней заре этих кубанцев рассыпали на гребне в цепь так, чтобы они были видны в Екатеринодаре и чтобы красные подумали, что к нам идут подкрепления…

Артиллерия красных, затихшая к вечеру, открыла ураганный огонь по кубанской цепи. Около нашей батареи командир кубанской сотни был подброшен разорвавшейся гранатой высоко вверх.

В эту ночь плохо спалось в наскоро вырытом окопчике. Было холодно, особенно на рассвете. Как только посветлело, началась артиллерийская стрельба по всему фронту со стороны красных. Били они больше по площадям. Мы лежали, прижимаясь к земле, не имея возможности, из-за недостатка снарядов, отвечать на огонь. Осколки гранат свистели вокруг, бороздя подсохший чернозем. Тут же рядом лежал молодой хорунжий Кубанской армии, убитый осколком в висок. Молоденькая сестра гладила его русые волосы. Было тоскливо и как-то безнадежно на душе…

Позади, в станице Елизаветинской, где мы перед маршем на Екатеринодар отстояли вечерню, сосредоточился наш огромный обоз-лазарет.

Носились тревожные слухи, что большевистская конница обходит нас с левого фланга. На ферме Кубанского общества, где был наш Штаб армии, не расходился черный дым разрывов. Вечером 12 апреля передали: завтра будет общий, последний штурм Екатеринодара, причем все артиллеристы пойдут в цепях, так как снарядов больше нет.

Ночью стрельба вспыхивала то здесь, то там. Какие-то крики не давали сомкнуть глаз. Еще до рассвета разрывы большевистской артиллерии загрохотали по нашим затихшим позициям и по Штабу армии. Приказа идти в атаку не было, вместо этого прошел слух: «Генерал Корнилов… убит…»

Слух этот скоро подтвердился: на рассвете большевистская граната попала в ту комнату фермы, где спал генерал Корнилов. Его вынесли из дома на берег Кубани, — там он и умер, не приходя в сознание.

В командование армией вступил генерал Деникин [19] Антон Иванович Деникин (1872–1947) родился в семье бывшего крепостного крестьянина, дослужившегося до чина майора. Военное образование Деникин получил в Киевском военном училище и в Академии Генерального штаба (выпуск 1899 г.). В японскую войну он был произведен в полковники. Во время мировой войны ген. Деникин командовал знаменитой «Железной дивизией» и за взятие Луцка, в июне 1916 года, получил чин генерал-лейтенанта. В 1917 году ген. Деникин командовал Западным и Юго-Западным фронтами. В должности начальника штаба Верховного главнокомандующего он был арестован по распоряжению Временного правительства за причастность к выступлению ген. Корнилова. Из Быховской тюрьмы ген. Деникин пробрался на Юг, где стал ближайшим помощником генералов Алексеева и Корнилова. После смерти Корнилова, по просьбе ген. Алексеева, Деникин принял на себя командование Добровольческой армией. 4 апреля 1920 года Деникин передал командование ген. Врангелю и эмигрировал. Жил он сперва в Венгрии, а потом во Франции. В 1920-е годы Деникин написал капитальное исследование о Гражданской войне — «Очерки русской смуты». Умер ген. Деникин в США, 8 июля 1947 года. . Он отменил штурм Екатеринодара и приказал с наступлением темноты всем частям отходить от города. Конница генерала Эрдели, для прикрытия отхода, атаковала правый фланг красных в загородных садах. В этой конной атаке погибла храбрая прапорщица — баронесса Де-Боде.