Виктор Ларионов - Ураган. Последние юнкера

Дроздовцев чествовали в Новочеркасске, как спасителей и освободителей, жители старались им угодить чем только могли. Дроздовские части, однако, ушли довольно скоро на юг на соединение с армией генерала Деникина. Уехал в Егорлыцкую генерал Марков, отдыхавший в Новочеркасске. Не прошло и нескольких дней, как армия генерала Деникина, усиленная частями дроздовцев, двинулась снова на юг, на Кубань. Начался Второй кубанский поход. Бывшие в отпуске в Новочеркасске Мартыненко, Мино и я бросились догонять свою батарею. Уже по дороге мы узнали тяжелую новость: генерал Марков был убит в первом же бою около станции Шаблиевка, в направлении на Торговую. Последняя граната, выпущенная с красного бронепоезда, уже отходившего с отступающими красными цепями, сразила генерала-героя. Трудно передать горе, охватившее всю его бригаду, нас юнкеров и кубанских стрелков. Наша победа под Торговой этой утраты не искупала.

На Торговой мы догнали батарею, узнали о ранении нескольких наших товарищей и сразу же окунулись в горячую боевую страду. После смерти генерала Маркова наша батарея получила имя «Марковской» и Офицерский полк название «Марковский».

Развернулась борьба за освобождение Кубани. Добровольческая армия отдохнула, пополнилась, и упорные бои под Тихорецкой, Армавиром, Сосыхой неизменно оканчивались отступлением, а зачастую и просто бегством красных. Мы неудержимо шли вперед. Нашу Первую бригаду вел заменивший генерала Маркова молодой полковник Преображенского полка Кутепов [24], командовавший в Первом кубанском походе гвардейской ротой Офицерского полка.

Но хотя наши части усилились и численно и материально (полк полковника Дроздовского имел, например, не только несколько батарей, но и броневую машину), красные усилились за это время еще больше. Помимо всех бывших на Кубани войск, от Ейска двигалась на юго-восток целая, почти регулярная, армия Сорокина, избегавшая столкновений с немецкими частями, двигавшимися от Таганрога также на юго-восток. От Царицына красные войска вновь начали наступление на Дон. Повсюду появлялись красные бронепоезда, вооруженные подчас орудиями крупного калибра.

Красная пехота уже не была прежним красногвардейским сбродом, — все чаще встречались обученные, устойчивые части, умевшие переходить в контратаки.

После боев в районе Торговой дроздовцы и наша бригада 6 июля заняли село Белая Глина, бывшее сильным опорным пунктом красных, прикрывавшим дорогу на узловую станцию Тихорецкая. Дроздовцы, при подходе к селу, ночью нарвались на сильную пулеметную заставу красных и понесли большие потери. Оставленные на короткое время раненые, в том числе и дроздовский герой-полковник Жебрак, были зверски изувечены и добиты. Дроздовцы утром ворвались в село и, так как красные части были в этом районе окружены, взяли много пленных. В память полковника Жебрака и других замученных дроздовцев все пленные были расстреляны.

Корниловцы и мы также захватили в Белой Глине пленных. Комиссаров, матросов и добровольцев из сельских мещан расстреляли, а крестьянских парней решили взять на пробу в свои ряды. Эти парни, в большинстве молодые солдаты-фронтовики, попали частью и в нашу батарею. Бригадное начальство создало из них полк, названный сначала «Солдатским», а после того, как полк себя хорошо проявил, переименовали в «Самурский». Самурцы получили потом старое полковое знамя Самурского полка. Наши новые солдаты из «пленных» оправдали себя полностью и впоследствии перемешались с солдатами-добровольцами из хуторян, примкнувшими к нам при наступлении на Харьков и Курск. Этих первых пленных называли в бригаде «Белоглинские добровольцы».

Главным опорным пунктом красных в этом районе была станция Тихорецкая, и большой маневренный бой вокруг нее продолжался почти три дня (с 13–15 июля). К вечеру третьего дня концентрическое наступление Добровольческой армии заканчивалось… Солнце садилось за полями высокой пшеницы. Наша батарея выходила на окраину хутора, откуда видны были фабричная труба, водокачка станции и сельская колокольня. Казачки гурьбой тащили нам белые пироги с вишнями, мед в кувшинах, густые желтые сливки. Звали нас — «освободители». Тут же вытащили хуторского портного, кричали, что это комиссар, коммунист и «иногородний». Загорелые пластуны, запыленные, покрытые потом, с крестиками за Каре и Ардаган лишь крикнули: «Ах ты, сукин сын! А ну беги, сволочь!» Бледный, трясущийся человек, почему-то в одних носках, сделал прыжок, метнулся в сторону и вдруг, пригнувшись, побежал в сторону пшеничного поля. Вслед ему затрещали выстрелы. Взмахнув руками, он рухнул навзничь.

Кубанцы двинулись цепями к Тихорецкой. Наши орудия стали на открытой позиции перед пшеничным полем, под обстрелом какой-то мелкокалиберной пушки. Началась стрельба. Пластуны не дошли до станции и бежали назад. Их гнал советский бронеавтомобиль, осыпая из пулеметов. Наводчик Третьего орудия Михайлов подпустил бронеавтомобиль на полкилометра и, взяв его в перекрестие панорамы, подбил гранатой. Пластуны тотчас же повернули и пошли в штыки на советские окопы. Уже через полчаса наши пушки втягивались в Тихорецкую.

Окопы, рельсы, станционные платформы, городской сад — все было усеяно трупами красных. Кубанские пластуны и дроздовцы, атаковавшие Тихорецкую с другой стороны, не давали красным пощады.

После боя под Тихорецкой встретившиеся при концентрическом наступлении части Белой армии разделились на три группы: дроздовцы пошли на юг — на Выселки — Кореновку — Екатеринодар; корниловцы и партизаны — на станцию Кавказскую и на Армавир; кубанские стрелки вместе с конной группой генерала Покровского, — навстречу армии Сорокина через станицу Тимашевскую на Сосыку и Кущевку.

Наша батарея шла с кубанцами. Отряд вел полковник Кутепов. Скоро нас нагнал Марковский полк, очищавший в это время западную часть Задонья тяжелыми боями, без артиллерии. Авангард «главковерха» Сорокина был разбит у станицы Тимашевской.

Наша батарея ночевала в станице в доме богатого грека. Грек устроил нам царский ужин: красавица-дочь его, восемнадцатилетняя блондинка, принесла нам целое блюдо жареных цыплят. Капитан Шперлинг пришел в хорошее настроение, был весел и разговорчив. Хозяин-грек предавался дореволюционным воспоминаниям и горько жаловался на советских комиссаров. Не успели мы взяться за цыплят, как раздался свист, переходящий в вой. Мы невольно пригнулись. Где-то рядом послышался грохот разрыва и задрожали стены. «Дальнобойная шестидюймовка, а может быть, и восьми», — спокойно сказал капитан Шперлинг, принимаясь за цыпленка. Грек успел нырнуть под стол, а когда вылез обратно, то схватил свою красавицу-дочку и, не глядя уже на нас, быстро спустился с ней в подвал.