Иван Лазутин - Судьбы крутые повороты

Потом он заставил меня лечь на спину и обнажить живот. А когда он кончиками пальцев уперся в мое правое подреберье и попросил глубоко дышать, то я почти вскрикнул, чувствуя, как болезненно перекатывается что-то под его пальцами. В свои 19 лет я, деревенский житель, еще не знал, где находится печень, хотя анатомию человека уже где-то в 7 или 8 классе проходил. Прослушав мое сердце, военврач спросил:

— Еще на что-нибудь жалуешься?

— Нет! — бойко ответил я.

Бросив взгляд на шофера, который пришел со мной, военврач спросил:

— Вы что, с одного боевого расчета?

— Да, — ответил шофер. — Я — водитель боевой машины, он — мой дублер.

Остановив взгляд на гвардейском значке на гимнастерке моего шофера, военврач сказал:

— Ну, вот что, гвардия, для боев в таком состоянии ваш дублер не годится. Сейчас ему нужно немедленно в больницу, в госпиталь. Отправляю его сегодня же. Вот там месяцок-другой подлечат, и в добром здоровье, с Богом, на Берлин. А сейчас идите к командиру батареи и доложите ему, что я отправляю его сегодня же в госпиталь. Через час явишься ко мне, тебя будет сопровождать медсестра.

Очень жалею, что забыл фамилию этого замечательного душевного человека из Татарстана, помню только его имя — Ямиль. Весь последний час моего пребывания в этом отдельном гвардейском дивизионе мы пробыли вместе.

Зная, что вот уже второй день как у меня кончился табак, Ямиль достал из своего вещмешка нераспечатанную осьмушку бийской махорки и половину высыпал в мой кисет. Помню и его слова, когда он, проводив меня до санитарной машины, в которой меня ждала медсестра, пожал мою руку и сказал:

— Ну, Ваня, с Богом! Гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда могут сойтись. Лечись хорошенько и возвращайся в свой дивизион, может быть, и успеешь.

На мой вопрос, куда меня везут, медсестра ответила, что мы едем в самый центральный коммунистический военный госпиталь имени Бурденко, что находится недалеко от центра Москвы, в Лефортове. И тут же прибавила, что этот главный военный госпиталь обслуживает раненых и больных гвардейских минометных частей. Она была права, этот госпиталь мне показался огромным по территории и старинным по архитектурному строению. Высокий, с внушительным парадным подъездом, с солидными въездными воротами и пропускной будкой. Медсестра сказала еще, что в этом главном военном госпитале страны лечат генералов и рядовых солдат. А один из больных нашей палаты сказал, что госпиталь этот самый старинный в Москве, что построен он еще во времена Петра Первого.

Пролежал я в нем полтора месяца, лечили интенсивно, очень внимательно и бережно, но один из пожилых больных, по званию подполковник, сказал, что с нашим диагнозом, (а у нас обоих был гепатит), после лечения дают статью нестроевой службы и командируют в пересыльный пункт, откуда можно попасть в стройбат или в какую-нибудь хозяйственную роту. Эта информация меня не только опечалила, но и привела в глубокое уныние. За что меня, краснофлотца Тихого океана, который ехал воевать в гвардейской части на «Катюше», и вдруг в хозвзвод! В стройбат! Эти горькие мысли я как позорную тайну носил два дня. Потом не вытерпел и сообщил ее лечащему врачу. Тот улыбнулся и ответил:

— Не волнуйся, голубчик, после лечения направим тебя в пересыльный пункт гвардейских минометных частей, откуда пришел к нам, туда и уйдешь. — И чтобы приободрить меня, добавил:

— Вы еще молодой, организм ваш сильный, он все победит.

Эти слова лечащего врача окрылили меня, и он был прав.

После выписки меня направили в пересыльный пункт гвардейских минометных частей, где я, пробыв два дня, был передан в распоряжение гвардии майора Лютова, заместителя 22-й гвардейской минометной бригады, который по каким-то делам был командирован в Москву вместе с инженером бригады. Оформив документы, майор Лютов посадил меня в свой «виллис», за рулем которого сидел уже немолодой шофер, и отвез на улицу Земляной вал, где во дворе дома стояла нагруженная какими-то приборами и тюками грузовая машина ЗИС. Увидев из окна «виллис» майора, из дома вышли двое мне неизвестных военных. Как оказалось потом, это были водители грузовой машины. Вместе с майором и инженером они приезжали за каким-то грузом. А перед тем как проститься со мной, майор приказал шоферам:

— Вот что, гвардия, это новичок нашей бригады. Сухой паек вы на него получили еще в Речице, так что кормите его исправно, водки ни грамма. Он из госпиталя, сидел полтора месяца на диете. Матрас и одеяло есть на машине?

— Два комплекта новеньких, товарищ майор. Есть и две подушки, одна даже перьевая, — ответил тот, что с виду был постарше. — Довезем как принца.

Майор всем троим крепко пожал руки, сел в свой «виллис» и выехал со двора. Он как-то сразу понравился мне своей определенностью, твердостью и четкостью.

В Речицу, где на окраине города стояла 22-я гвардейская минометная бригада, входившая в состав 5-й краснознаменной Калинковической гвардейской минометной дивизии, мы ехали два дня. На ночь останавливались в полуразрушенных, полусгоревших смоленских и белорусских селах и деревнях. Находили у доброго местного населения приют, добротно ужинали, стянув из кузова машины два матраса и одеяла с подушками, расстилали их на полу, крепко засыпали. А когда кто-то из нас начинал расспрашивать о немцах, старики, как правило, молчали. Старушки входили в такой раж, такое рассказывали, что мурашки пробегали по телу. Теперь уже не помню названия села, где мы остановились на первую нашу дорожную ночь. Но бабку Акулину, которая наварила для нас троих огромный чугун картошки, достала из подполья целое блюдо квашеной капусты, век не забуду. Помню и ее маленькое морщинистое лицо, к которому она то и дело подносила фартук, чтобы вытереть катящиеся по щекам слезы. Печальные у нее были воспоминания. Когда она увидела, что два шофера по имени Алексей и Николай попросили у нее всего два стакана, чтобы налить в них самогон, всполошилась.

— А парню? Парню-то как же? Ему тоже нужно налить. Вы-то, поди, сидели в теплой кибитке, под ногами греет мотор, а он наверху лежал, на ветру. Нет, ему тоже бы нужно налить.

Тот, что помоложе, Алексей, который был призван в армию с Алтая, ответил бабушке:

— Нет, бабуля, он только что из госпиталя, ему нельзя. У него диета, не велели.

Слова Алексея бабушку не смутили. Она тут же напахнула на плечи старенькую шерстяную шаль и кинулась куда-то в сенцы, на ходу приговаривая:

— А у меня и для него есть лечеба. Молочко, только что подоила.

Вернувшись из сенок, поставила на стол крынку еще не остывшего молока, рядом с ней поставила три черепушечных кружки.

— Всем, всем хватит, мои детки, всем, пейте на здоровье!