Иван Фирсов - Русские флотоводцы. Исторические портреты

Спиридов сдержанно наклонил голову и ответил, что эти милости забот ему не убавляют. Напротив, корабли до сего дня ремонтом не окончены, а «Святослав» не ремонтирован вовсе. Такелаж поставляется негодный, гниль одна, видимо, недобросовестность, как всюду… Среди служителей половина рекрутов в море ни разу не бывали. Треть штата вакансий пребывает до сей поры.

Мордвинов согласно кивнул и разрешил задержать выход.

Спиридов, провожая Мордвинова к трапу, сказал:

— Просьбу единую имею, Семён Иванович. Надумал окончательно обоих отроков своих в эскадру определить, покорно прошу командировать на неделе…

Как ни торопила Екатерина, но лишь к Петрову дню эскадра пополнила почти все припасы. Осталось доставить осадную артиллерию и принять сухопутный десант.

Всю ночь грузили орудия на корабли, стоявшие в Средней гавани у стенки, перевозили и размещали десант согласно расписанию.

Жарким июльским полднем на флагманский корабль «Святой Евстафий» наведалась из Ораниенбаума императрица в сопровождении Григория Орлова.

Поднявшись на палубу, проходя мимо открытых крышек световых люков, она поморщилась, поднесла к лицу надушенный платок, чуть повернула голову к Спиридову.

Тот склонился:

— Ваше величество, множество съестных припасов погружено на батарейные и жилые палубы, стеснено до предела и погода к тому ж. — Спиридов кивнул на палящее в зените солнце.

Екатерина поспешно прошла вперёд. Свита едва поспевала за императрицей. Легко, не касаясь перил, взошла она по трапу на шканцы. Немного отдышавшись, подала знак Чернышёву, и тот достал из портфеля сафьяновую коробку. Императрица вынула из неё алую ленту, золотой крест и сверкающую звезду ордена Святого Александра Невского. Надела ленту на Спиридова.

— В вашем лице, господин адмирал, мы питаем надежду нашу на доблесть всего войска и успех предприятия нашего. Надеюсь, ваши корабли завершили наконец-то приготовления к сему вояжу?

— Ваше величество, не изволите сомневаться. — Спиридов не обращал внимания на удивлённо поднятые брови Мордвинова. — Три тыщи служителей с припасами, да того кроме сверх меры восемь рот Кексгольмского полка, две роты канониров, а всего, — Спиридов на мгновение поднял глаза, — пять тыщ с половиною.

По мере того как докладывал Спиридов, лицо императрицы всё более светлело.

— Вашей эскадре в подмогу скоро снарядим другую, — Екатерина перевела взгляд на Чернышёва, — под началом опытного контр-адмирала Эльфинстона…

Спиридов вопросительно посмотрел на Мордвинова, а Екатерина продолжала:

— Сей доблестный капитан британского флота благосклонно принят нами на службу… — Знала бы Екатерина, во что обойдётся вскорости её неоправданное расположение к англичанину…

Прищурившись, солнце било в глаза, она кивнула Чернышеву и добавила:

— Радение ваше для нас отрадно. Граф, распорядитесь всем служителям и господам офицерам, назначенным в вояж, выдать жалованье за четыре месяца не в зачёт. — Повернулась к Спиридову: — Мы убеждены, господин адмирал, что не позднее утра Кронштадтский рейд пожелает вам доброго пути.

Спиридов утвердительно склонил голову.

Проводив императрицу, Мордвинов подошёл к Спиридову:

— Господин адмирал, извольте объяснить, половина десанта ещё в порту, я сам наблюдал, сверху того, боты ещё не прибыли.

— Совершенно верно. — Спиридов отступил на ют, увлекая за собой Мордвинова.

— Я ведь дал слово покинуть Кронштадтский рейд, но не следовать в экспедицию. А рейдов, кроме Кронштадтского, — Спиридов обвёл рукой чуть видневшуюся местами кромку берега, — немало.

Мордвинов облегчённо вздохнул и улыбнулся.

На следующий день эскадра ушла с Кронштадтского рейда и, когда с формарса стали едва видны кронштадтские форты, отдала якорь у Красной Горки.

Девять дней на рейде Красной Горки корабли окончательно приводили себя в порядок, принимали десант. Наконец 26 июля в 4 часа дня эскадра, насчитывающая 21 вымпел, по сигналу флагмана снялась с якорей и легла на курс вест. Эскадра по своему составу была весьма разношёрстна. В авангарде шли семь линейных кораблей во главе с самым мощным по вооружению, но самым слабым по мореходности — 84 пушки. За ним следовали: фрегат, бомбардирский корабль, четыре пинка, два пакетбота, два галиота и четыре бота. По морскому регламенту надлежало всей эскадре держать скорость не выше самого тихоходного судна, но при различном парусном вооружении и столь большой разнотипности кораблей по ходкости это практически было невозможно. Ко всему в довершение Балтика, ещё до выхода из Финского залива, встретила эскадру жестоким штормом. Открылась сильная течь на двух кораблях, их пришлось отправить в Ревель на ремонт. На пятые сутки шторма отпели первого служителя и, скользнув по доске за борт, скрылся в морской пучине белый саван с каменным балластом в ногах. Большая скученность людей, многомесячный запас провизии в бочках на жилых палубах при задраенных люках во время шторма, испарения от мокрой одежды сменившихся с вахты — всё это способствовало возникновению среди матросов, особенно первогодков, болезней. По всей эскадре заболело более трёхсот человек. Спиридов приказал жечь на кораблях жаровни, одежду при всякой возможности сушить, драить ежедневно жилые палубы. Но ничто не могло остановить недуг. К тому же противные ветры в Южной Балтике вынуждали эскадру лавировать и отстаиваться на якорях у острова Борнхольм в условиях непогоды. Пятьдесят с лишним раз корабельные священники совершали печальный обряд погребения, прежде чем в конце августа эскадра втянулась в Копенгагенскую гавань.

Не успели стать на якорь, как от пристани отвалила шлюпка. На борт флагманского корабля поднялся возбуждённый русский посланник в Дании, Философов. Едва войдя со Спиридовым в каюту, он распалился:

— Господин адмирал, потрудитесь дать распоряжение удалить на ваших кораблях зловоние, кое достигло королевских покоев даже…

Лицо Спиридова постепенно багровело, а посол продолжал:

— Кроме того, вторую неделю вас ждёт послание её величества, извольте принять.

Он вынул из баула письмо и передал Спиридову.

Тот развернул его. По мере чтения краска то сходила с его лица, то вновь выступала малиновыми пятнами.

«Когда вы в пути съедите всю провизию, тогда вся экспедиция ваша обратится в стыд и бесславие ваше и моё…»

Спиридов отрешённо смотрел в открытую дверь мимо посланника на кормовой балкон, где в двух кабельтовых на берегу над чистенькими, будто на картинке, улочками и домиками плыл монотонный вечерний перезвон кирх…

«Прошу вас для самого Бога, соберите силы душевные и не допускайте до посрамления перед целым светом. Вся Европа на вас и на вашу экспедицию смотрит…»