Сборник Коллектив авторов - Звать меня Кузнецов. Я один.

Под Сталинградом Кузнецов пробыл почти до конца января 1942 года. Он рассчитывал, что ему удастся выкроить несколько дней и вырваться к семье в Тихорецк. Но 21 января командование сообщило, что все планы поменялись, продолжать учёбу слушатели академии будут не в Ульяновске, а в Ташкенте. По дороге 3 февраля Кузнецов отправил жене короткое письмо. Он сообщал:

«Письмо пишу в вагоне-теплушке. Выехали из Сталинграда 24 января 1942, уже осталось до Куйбышева 40 км. Из Куйбышева наш вагон должны прицепить к поезду, идущему в Ташкент. Сама видишь, что значит сейчас быть в дороге. Когда мы будем в Ташкенте? Мы едем отдельным вагоном, а если ехать в одиночку, очень трудно. На дорогу я в селе купил кабана на 70 кг и поделил на 5 чел., 15 кг сливочного масла, сахар. Пока есть что покушать. Хотелось к тебе заехать, но не удалось. Я не знаю, когда теперь я встречусь с тобой. Я безумно скучаю, не могу так долго не видеть тебя и своих детей. Но что поделаешь. Раичка, живи, не скучай. Когда буду ехать на фронт, надеюсь побывать у тебя, а когда это будет? Раичка, я доволен, что ты находишься у родных, так и предполагал. Но поверь, я ещё думаю, что ты меня будешь ждать в Сталинграде. Как только сегодня приеду в Куйбышев, опущу в ящик это письмо и пошлю 400 руб. денег. Из Сталинграда послал 600 руб. Думаю, пока тебе хватит, а дальше будет видно. Все твои письма, моя милая, получил (4), в предыдущем письме поблагодарил. Пиши чаще на имя: почтамт Ташкент, до востребования. Когда я буду получать твои письма, их читать я буду… < нрзб >

Рая, напиши в Александровское на имя Григория или его жены Ани, пусть они тебе срочно сообщат, где брат. Как узнаешь, сообщи мне. Мою просьбу ты должна выполнить во что бы то ни стало. Узнай, где сестра Мария. <���…> Всё выясни и сообщи мне.

Если можно будет, я тебе пришлю изюма и кишмиша. Говорят, в Ташкенте есть. Пока. До свидания.

Путь до Ташкента занял 22 дня. В Ташкенте Кузнецов поселился по адресу: улица Карла Маркса, 30, комната 124. И сразу стал в письмах уговаривать жену приехать к нему.

«Рая, — писал он 18 февраля, —сегодня я получил твою открытку, которую ты посылала в Москву в ноябре, и письмо от брата Григория. Решил тебе написать ещё письмо. Здесь скучновато без тебя. Но что поделаешь. Был я в русском театре, смотрел „Майская ночь“ Гоголя. После того, как я ничего не видел, очень понравилось. В город ходить не приходится. Рая, здесь прекрасная погода. Утром лёгкий мороз — 1–2°, при восходе солнца тепло, снега нет. В городе очень большое количество людей, большинство — приезжие. Я очень заинтересован в том, чтобы ты приехала, моя < нрзб >, но как? Доехать сюда вообще невозможно. Ехать только можно: Баку, Баку — Красноводск, Красноводск — Ташкент. Но пойми, здесь нет квартир. Я живу в общежитии, постель хорошая, койка на пружинах, даже имеется хорошее покрывало. Питание здесь намного хуже, чем в Москве. Я очень жалею, что мало побыл в Москве, хотя там каждый день были тревоги, но мы к ним привыкли. Здесь глубокий тыл, войны нет, чувствуется мирное настроение. Раичка, ты, пожалуйста, телеграфируй о том, что мои письма получила и получила деньги 1100 руб. Привет папаше и мамаше, Даше, Андрею, Нюсе. Желаю наилучшего в жизни. Живи здорово. До свидания!

Рая, сейчас иду на почту спрашивать письмо. Если только его не окажется, будем с тобою ругаться. Ничего, Рая, помиримся».

Но Рая была в смятении. Ей и хотелось поехать к мужу. Однако она не понимала, как оставить детей даже на время. Продолжать жить ни в Ленинградской, ни в Тихорецке сил уже не было. В какой-то момент у неё мелькнула мысль: не лучше ли перебраться на родину мужа, в Ставрополье, в село Александровское.

Кузнецов, когда узнал о настроениях жены, ответил: если переезжать в Александровское, то тогда не раньше апреля, когда подсохнут дороги.

Окончательно Раиса Кузнецова перебралась в Александровское с детьми в начале июня 1942 года. Поселилась она в двухэтажном доме, в семье старшего брата своего мужа — Григория Кузнецова (у него четырьмя месяцами ранее после родов умерла жена).

Летом 1942 года Кузнецов окончил академию. Готовясь к отправке на фронт, он 7 июля послал семье очень тревожное письмо.

«Здравствуй, дорогая Раичка и дети — Юрик, Авиеточка и Вовик! — сообщал Кузнецов. —Пишу письмо, не дождавшись ответа. Я чувствую, что ты сильно скучаешь и много имеешь беспокойства. Прошу <���нрзб> не скучать и себя не расстраивать, но беспокойство это — законное явление. Раичка, нужно больше беспокоиться о своей семье, о её воспитании. Особенно не скупись. Будь хорошей матерью. Пусть никто не скажет, что мы не умеем воспитывать и жалеть своих детей. Мне кажется, тебе будет легче в Александровском в смысле устройства материального состояния.

Ты, бедная, хочешь меня видеть. Возможно, скоро увидимся. А возможно, и… не придётся. Будем живы, после войны заживём счастливой жизнью. А сейчас нужно бить и беспощадно бить до полного разгрома гитлеровцев. Меня здесь в конце июля не будет, а потом сама знаешь — куда.

Я чувствую хорошо, здоров, но у меня больше беспокойств, чем у тебя. Но почему?!

Писать больше я не стану. Прощай! До новой встречи. Не обижайся на меня.

Желаю хорошего здоровья тебе и детям. Напиши, если успеешь, как ты устроилась. Как к тебе относится Григорий?

Действительно, больше из Ташкента никаких писем к Раисе Кузнецовой не приходило. Это уже потом она узнала, что 24 июля 1942 года мужу присвоили звание майора. А ещё через неделю ему выдали удостоверение «в том, что он 1 августа 1942 года окончил ускоренные курсы Краснознамённой и ордена Ленина Военной Академии Красной Армии имени М. В. Фрунзе с общей оценкой хорошо». Подписал этот документ за № ОК 2/0208 начальник академии генерал-лейтенант Верёвкин-Рыхальский.

В августе 1942 года случилось то, чего Кузнецов боялся больше всего: в Александровское вошли немцы. Дочь Кузнецовых — Авиета (ей тогда было уже семь лет) уже в 2009 году рассказала мне, как всё происходило.

«Стыдно вспоминать, но когда немцы заходили в село, местные казаки вышли встречать их с хлебом и солью. Я лично это видела. Дорога проходила понизу, а дом дяди Гриши стоял наверху. Впрочем, немцы тоже были разные. Я помню один случай. Как-то наш старший брат Володя по привычке усадил Юру (ему ещё и двух лет не было) на шею, мы тогда шутили, что Юра у Вовки заместо ошейника, и пошёл на улицу, а им навстречу неожиданно выехали машины с немцами. И одна из этих машин случайно зацепила Юру. Все страшно испугались. Но немцы в той ситуации повели себя по-человечески. Кто-то из них немедленно помчался за доктором. И потом несколько дней немцы каждый вечер приходили к нам домой, приносили шоколад и интересовались, как Юра. Они говорили, что у них тоже дома остались семьи и что они тоже беспокоятся за своих детей».