Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части первая — четвертая

За несколько месяцев до смерти, император Павел, заметив, что число нажалованных им служащих генералов превосходит всякую меру, вздумал в один день отставить без просьбы шесть неимущих гарнизонных генерал-лейтенантов и тридцать таковых же генерал-майоров, всех с чином и мундиром, но без пенсии, не оставив ни одному из них рубля на пропитание. Со времен Петра Великого до звания полного генерала достигали одни только военные знаменитости и, по достижении сего высокого сана, получали обширные средства к поддержанию его; одному Павлу дано было творить, без всяких заслуг, никому неизвестных, нищих генерал-аншефов. Всего царствования Александра едва достаточно было, чтобы привести к некоторое равновесие состояния, чины, места и ордена. После него, кажется, опять это несколько порасстроилось.

Оно досталось родному его племяннику, князю Борису Алексеевичу Куракину.

Один из них впоследствии командовал Преображенским полком.

Я говорю с старшим в России, ибо самый старший всегда оставался в Англии. Его мать имела неосторожность хвалиться им, как славным проповедником. Мысль, что сын их поп, ее и мужа совершенно уронила в мнении русских.

Он вскоре потом женился на красавице княжне Щербатовой. Сын его женат на княжне Гагариной, родной племяннице адмирала князя Меншикова. Дочь его за высокоумным К… Прибавляет ли сие что-нибудь к знатности этого семейства? Нет, ничего; но прибавит, если сей последний разбогатеет, как он надеется, и если в России не переменится общее мнение.

Полицмейстеры были тогда в одних только столицах.

В других губерниях: Арзамас, Ардатов, Алатырь, а далее Чебоксар, Уфа, Бугульма и Белебей суть чисто татарские названия. Надобно же было за ними поставить немецкий бург — Оренбург!

Во время величайших несогласий с председателем, мы имели дело в Гражданской Палате. Родители мои не хотели против него подать подозрения и несмотря на то, он судил бы против нас, если бы наши требования были несправедливы; но наше право было неоспоримо, и он решил совершенно в пользу нашу.

Житье г. Г., под именем Рукавицына, очень удачно описано в Искусителе, романе Загоскина. Там же очень верно изображены бывший при Екатерине губернатор Ступишин и родственник его Еф. Петр. Чемесов, под именем Двинского.

Нельзя обвинять ***, что первый бросал он в Пензе зловредные семена; но очень удачно сделал он первую вспашку на почве самой удобной для восприятия разрушительных идей.

Нищета составляет силу возникающих сект и религий; но постепенно умножающаяся бедность церкви, некогда могущественной и богатой, доказывает упадок самой веры. Зачем же потрясать алтарь в России, где он всегда был и есть самая твердая, надежнейшая опора трона, до того, что понятия об них сливаются в названии престола, обоим присвоенного? Это и преступление, как говорил Талейран, это и политическая ошибка.

Немец барон Боде сказывал мне, что для возобновления и украшения Кремлевских теремов брал он за образец единственно Крутицы.

Тогда еще не было Государственного Совета и его председателя.

Оба братья Куракины любили показывать пышность. За двумя студентами послана была цугом великолепная четвероместная карета с гербами и ливрейными лакеями. Неопытный в делах света, Сперанский, говорят, до того изумился, что бросился становиться на запятки и решился сесть в карету, последуя только примеру своего товарища, более смелого.

Одна умная современница Сперанского говорила нам, что глаза у него были точно у издыхающего теленка (veau expirant), что подтверждают некоторые его портреты. П.Б.

Всё это знаю я ни по преданиям, ни по опыту, ибо никогда никому ничего не давал, и ни от кого ничего не получал. Не нужно было большего любопытства, чтобы вникнуть в сии тайны, всем открытые.

В этом портрете пусть кому угодно будет узнать Лубяновского.

Я уверен, что между русскими, в Петербурге живущими, и теперь не менее хлебосольства чем прежде; но тогда хотели только кормить и сами быть сыты: ни больших прихотей у хозяев, ни взыскательности у гостей не было. Теперь же вседневный открытый для всех знакомых стол не в состоянии иметь первые бочаги.

У госпожа Сосновской (прежде Голубцовой) был от первого мужа сын Платон, женатый на графине Толстой, внучке княгини Вяземской, который умер, будучи довольно молод и оставив несколько сыновой. Дочь её, Катерина Ивановна, была любовью и радостью всех родных и знакомых. Более десяти лет чувствовал к ней взаимную страсть Виртембергский посланник принц Гогенлоо-Кирхберг. Немецкому князьку неприлично было вступить в брак с русской дворянкой, и он мог сие исполнить тогда только, как королек его предварительно пожаловал ее графиней своего королевства.

Многие сделались тогда жертвами несогласия климата с одеждой. Между прочим прелестная княгиня Тюфякина погибла в цвете лет и красоты.

Их и поныне можно пойти в старых мебельных лавках и в некоторых русских трактирах, куда ходят люди простого звания.

Кто бы мог ожидать, чтобы в полку, где на всё дельное смотрели с презрением, коего сущность была искусное наездничество, франтовство и фразы, что в этом полку увидим мы, наконец, знаменитую школу, образовавшую нам всех наших великих государственных людей? Чернышов, Левашов, Киселев, все эти орлы из одного гнезда вылетели.

На вопрос одного умершего ныне поэта, который спрашивал его: отчего он басни предпочел другим стихотворениям, он отвечал: «Этот род понятен каждому; его читают и слуги, и дети… ну, и скоро рвут».

Это маленький анахронизм; но я описываю не год, а эпоху.

Шишков, как лунь белый, был всегда очень худощав; Шаховской же и в молодости был неблагопристойно жирен.

Статисты у нас солдаты, а компарсы за границей вольные люди, которые нанимаются представлять народ или войско и в наряде ходить по сцене.

Тотчас после свадьбы брата моего, Малороссийский кирасирский полк был переведен из Воронежа в городок Гадяч Полтавской губернии. Там находились молодые супруги.

Во время киевских контрактов видел я уже ярмарку, но она не имела ничего похожего на наши внутренние ярмарки. Там бывает она зимой, в январе, а на Подоле все обывательские домики обращаются в теплые лавки, куда заезжают одни только покупатели.