Семён Борзунов - Маршал Конев

Уточнения заняли немало времени. Наконец разведчики доложили: атаки с востока ведёт лишь одна ослабленная в боях 56-я танковая бригада от Рыбалко. Вся же армия, обойдя Львов, захватила Яворов и стремительно приближается к Мостиске, угрожая отрезать войска, обороняющие Львов, от тылов.

Гарпе пришёл в ярость.

— Ещё одна такая ошибка, — в гневе кричал он, — и я отдам начальника разведки под суд!

Он посмотрел сердито на начальника штаба и пододвинул к себе карту. Гнев гневом, а надо принимать новое решение, думать о том, как спасти свои корпуса от окончательного разгрома.

В это время советские стрелковые части вместе с артиллеристами непрерывно атаковывали Львов с востока. Полки упорно вгрызались в долговременную оборону противника, вырывая у врага квартал за кварталом.

…Вступив на окраину города, старший лейтенант Паршин сразу почувствовал, как усложнилось управление батареей. На узких старинных улицах невозможно создать единую огневую позицию. Потому расчёты и действовали самостоятельно. Командиры орудий по своему усмотрению выбирали цели и вели огонь. Возросла и уязвимость артиллеристов от гранатомётчиков и фаустпатронщиков, укрывшихся в каменных зданиях. Но лейтенант и в этих условиях не терял управления батареей: он заранее продумал и обговорил с командирами взводов методику ведения стрельбы в городе.

Когда к вечеру бой затих, красноармеец-письменосец, войдя в подвальное помещение здания, где располагался командир, протянул ему письмо:

— Вот и вам весточка, товарищ старший лейтенант, — сообщил он с улыбкой.

— Спасибо, — устало поблагодарил Николай, забирая конверт.

Взглянув на обратный адрес, сразу понял, что письмо от Гали, обрадовался и торопливо принялся читать. Но первые же строчки заставили его сначала посуроветь, а потом и помрачнеть. Измена!..

— Что, неприятности, товарищ старший лейтенант? — спросил сидевший неподалёку телефонист.

Командир, не отвечая, встал и молча направился к выходу.

— Товарищ старший лейтенант, — обиделся телефонист, — я же от всей души!

— «От души», «от души», — пробурчал Паршин. — Держите чётче связь.

Лейтенант вышел, оставив бойца в недоумении. «Такого с ним никогда не бывало, — размышлял телефонист. — Значит, что-то серьёзное…»

Николаю же хотелось побыть одному, погоревать над тем, почему Галя предпочла другого, но командиру батареи в ожидании нового боя трудно было остаться наедине. Всем в этот момент он нужен, каждый хочет с ним увидеться, что-то выяснить, уточнить, получить совет и указания. Едва Паршин углубился в невесёлые мысли, навеянные письмом, как его окликнул старшина батареи:

— Товарищ старший лейтенант, беда! Боеприпасов не подвезли. Снарядов совсем мало.

— Как не подвезли?! — взорвался командир. И, резко повернувшись, вбежал в землянку, бросился к телефону. Через минуту он уже зло кричал в трубку, словно там, на другом конце провода, и находился виновник, нанёсший ему душевную травму.

Вскоре боеприпасы доставили, и орудия батареи вновь открыли огонь.

Неслышно открылась дверь, и в кабинет кунцевской дачи вошёл помощник Сталина Поскрёбышев, занимавший этот пост ещё с довоенного времени. Сталин попросил его вызвать по прямому проводу Конева.

— Сейчас мы выясним всё из первых рук, — сказал он представителю Генштаба, возвращаясь к столу. — А пока посмотрим, что у нас происходит на других направлениях. — И они стали внимательно рассматривать рабочую карту, подготовленную Генштабом.

На юге, то есть на левом фланге 1-го Украинского фронта, дела шли неплохо. Войска 18-й армии вступили в предгорья Карпат и, несмотря на труднопроходимую местность, успешно продвигались вперёд, а вот подо Львовом…

Снова неслышно вошёл Поскрёбышев и доложил, что Конев на проводе. Сталин взял трубку.

— Почему затянули со взятием Львова? — поздоровавшись, обвинительным тоном спросил он. И тут же добавил: — Вы, вижу, рвётесь к Висле. Но она от вас никуда не уйдёт. Сейчас нам нужен Львов!

По тону разговора маршал почувствовал, что Сталин недоволен обстановкой, сложившейся подо Львовом. Это явственно обозначилось после того, как Конев обосновал значение манёвра 3-й гвардейской танковой армии, двигавшейся на Сандомир, чтобы отрезать пути к отступлению немецких войск и ударить на Львов с запада. Сталин прервал командующего:

— Что вы там затеяли с Сандомиром? У нас тут, в Ставке, не все согласны с задачей, которую вы поставили перед армией Рыбалко. Она у вас отвлекается от участия в непосредственном наступлении на Львов. Вы почему-то стремитесь раньше захватить Вислу, а потом город. Завершайте операцию со Львовом. Это очень важно сейчас. Очень!

Закончив разговор с Коневым, Сталин ещё раз взглянул на карту.

— Опасное дело затеяли, — проговорил он вслух, ни к кому не обращаясь, словно беседуя сам с собой. — Сейчас нельзя оставлять в руках противника важнейший узел железных и шоссейных дорог. Хорошо, если противник, испугавшись окружения, оставит Львов… А если он решит его оборонять? Фронт сразу же останется без коммуникаций, лишится путей подвоза боеприпасов и продовольствия. И будут из войск фронта идти в Москву депеши с просьбой помочь в снабжении всем необходимым. А у нас и без того забот предостаточно. — И, обращаясь теперь уже непосредственно к представителю Генштаба, закончил: — Надо чаще напоминать товарищу Коневу о необходимости скорейшего взятия Львова. Это задача, — ещё раз повторил он, — не только военная, но и политическая.

Поговорив со Сталиным, Конев обратился к карте. Смотрел и размышлял: кажется, всё учтено. Танковая армия Рыбалко вышла на оперативный простор, успешно громит тылы и резервы гитлеровских войск, то есть в конечном счёте выполняет задачу скорейшего освобождения Львова. Но Сталин почему-то не понял этот замысел. Жуков его понял и одобрил. Но кто же посеял сомнения в душе Верховного? Кто мог непосредственно выйти на него? Всё прояснилось, когда через полчаса из Киева позвонил Хрущев, который снова возглавил украинскую партийную организацию, став первым секретарём ЦК Компартии Украины.

— Да, да, — подтвердил он, — это я высказал Сталину своё несогласие с задачей, которую решает танковая армия Рыбалко. Её действия могут только затянуть взятие Львова.

Конев терпеть не мог вмешательства других в его функции. Но в данном случае он имел дело с членом Политбюро Центрального Комитета партии, а потому сдержанно сказал:

— Мы учтём ваше мнение. Львов будет взят в ближайшие дни. Во всяком случае раньше, чем наши армии выйдут на Вислу.

Рассвет занимался медленно, будто нехотя. Набухшие дождём тучи слегка отсвечивали, оставаясь неподвижными. Они висели над городом так низко, будто их кто-то наколол на острие шпилей старинных костёлов. Наступившая после полуночи относительная тишина, когда лишь отдельные выстрелы да короткие автоматные очереди выдавали присутствие противника в утренние часы, словно отступала куда-то вглубь городских кварталов, а окраина города всё больше наполнялась звуками начавшегося боя.