Николай Молчанов - Огюст Бланки

На этом «правительственная» деятельность Бланки закончилась. Она продолжалась около десяти часов. Но она довольно пассивная сама по себе деятельность сказалась на ходе событий 31 октября. Репутация Бланки больше, чем его прямые действия, играла роль. Гюстав Лефрансе, участник этих событий, писал: «Отсутствие всякого руководства со стороны Интернационала, а также нелепое и расчетливое отвращение, внушаемое именем Бланки, были главными причинами неудачи 31 октября». А затем сбываются самые мрачные предчувствия Бланки. Министры правительства не выполнили ни одного из условий достигнутого соглашения. Свидетель описываемых событий Артур Арну дает им точную характеристику: «Нужно отдать справедливость правительству «национальной обороны»: никогда во главе Франции не стояли более зловредные шуты. Все их поведение носило характер исключительной, свойственной им подлости» .

Сразу же начинаются преследования участников событий 31 октября. Во главе Национальной гвардии поставили крайне реакционного генерала Клемана Тома, который немедленно изгнал ее бланкистских офицеров. Нет и вопроса о проведении выборов в Коммуну или переизбрании членов правительства. Рошфор выходит в отставку, обеспечив тем самым однородно буржуазный и правый состав правительства.

Но зато 3 ноября в Париже проводится плебисцит по вопросу об одобрении деятельности нового правительства. Официальное обращение к населению просило ответить на вопрос: «Хочет ли оно иметь правительство Бланки, Феликса Пиа, Флуранса и их друзей, подкрепленное революционной Коммуной, или же оно по-прежнему доверяет людям, которые взяли на себя 4 сентября тяжелую обязанность спасти родину?» Призрак «красного» правительства во главе с Бланки напугал мелкую буржуазию. На плебисците 557 тысяч человек отвечают «да» правительству и только 68 тысяч «нет». Значит, Бланки вновь терпит поражение. Положительный ответ означал, по его мнению, согласие на перемирие, а следовательно, на расчленение и унижение Франции. Действительно, начинаются переговоры с пруссаками, Тьер встречается с Бисмарком.

Бланки писал в своей газете «Патри ан данже» о правительстве «национальной обороны»: «Ратуша является знаменем предателей и хамелеонов, людей, угождающих нашим и вашим... Все развратные души укрываются под ее сенью, хором подпевают всем ее плутням. Ратуша — это контрреволюция, она роет могилу Франции». Самое интересное, что Бланки писал это 30 октября, за день до событий, о которых только что рассказано. Теперь на долю Бланки остается лишь горькое удовлетворение пророка, мрачное предвидение которого действительность полностью оправдала. Он узнает, что арестовывают его друзей. Ему необходимо снова скрываться, и он располагается в каморке в квартире верного друга Леона Лев-ро, откуда никуда не выходит.

Но Бланки, конечно, продолжает бороться. Он делает свою газету, и по-прежнему в ней печатаются его статьи. Почти девяносто номеров газеты «Патри ан данже» представляют собой не просто периодическое издание, ежедневную газету, но удивительный человеческий документ. Бланки пишет в каждый номер и пишет только на одну тему: защита родины любой ценой! Нет ни малейшего желания сделать газету менее однообразной ради привлечения интереса читателей. Бланки не в состоянии представить себе, что можно думать о чем-то другом в момент, когда Франция в опасности. Это поразительный пример всепоглощающего чувства патриотизма. Бланки не военный, но обнаруживает вдруг изощренное военно-стратегическое мышление в критике военных мероприятий правительства. Один крайний консерватор огорченно отмечал: «Но ведь все это — правда! Но ведь он глубоко прав! Как жаль, что все это говорит Бланки!»

Действительно, так должны были бы рассуждать генерал Трошю и ему подобные. Разумеется, свою главную тему Бланки связывает с дипломатией и внутренней политикой. Всепоглощающая страсть — забота о родине — не мешает ему видеть классовую причину трагедии Франции — паразитизм ее буржуазии. Что отсутствует в его статьях, так это космополитизм. Его отношение к немцам, пруссакам отличается своеобразным шовинизмом, продиктованным убеждением, что только Франция способна быть страной великой революции, а Германия заслуживает в этом отношении лишь презрения. Но вопреки обвинениям некоторых современных историков он не расист. Напротив, он осуждает расизм немцев: «Виновником войны является народ, который объявляет себя высшей расой... Разве не осмелились их ученые говорить под гром аплодисментов, что или латинская, или германская раса должна погибнуть, ибо их сосуществование несовместимо?»

Бланки во многом человек крайностей, но чувство патриотизма доходит в нем до немыслимо горячего накала. Французский писатель и дипломат Жан-Жак Вейс писал о статьях Бланки в его газете: «Эти строки жгли и восторгали! Какая сила! Какая нежная и трогательная любовь к находящемуся в опасности отечеству! Какое болезненное сочувствие его ранам! Какие невыносимые страдания! С каким гневом, с какой великолепной яростью он обрушивался на бездарных правителей и отвратительных в своем тщеславии господ, которые, любуясь собою, губили Париж! Так писать в шестьдесят пять лет, после двадцати лет тюрьмы, когда воображение иссякает, чувства угасают, тело истощено, а дух утомлен, — разве не значит это писать кровью и соком своего сердца?»

8 декабря «Патри ан данже» извещает, что это последний номер. Больше газета не сможет выходить, ибо редакция не в состоянии при своей бедности и дальше покрывать ее дефицит. Бланки выражает горькое сожаление, что издание приходится прекращать в момент, когда каждый должен бороться из последних сил. Бланки замолкает так же, как замер весь Париж, тишину которого нарушает лишь канонада прусской артиллерии.

Военные зимы всегда почему-то холоднее других. В осажденном Париже на улицах покров снега толщиной в тридцать сантиметров. Уже срубили на дрова деревья Булонского леса, сожгли скамейки на бульварах. Железное кольцо осады все теснее сжимает горло Парижа. Народ голодает, а правительство «национальной обороны» озабочено только тем, чтобы жители, доведенные до отчаяния, перестали сопротивляться заключению перемирия. Хлеб, продаваемый парижанам, больше напоминает глину. Съедены животные Зоологического сада. Конина — деликатес! Пошли в ход собаки и крысы. Но и этим кушаньем может полакомиться не каждый: фунт собачьего мяса стоит пять франков, крысы идут по два-три франка за штуку! А ежедневное жалованье национального гвардейца составляет полтора франка.

Время от времени правительство устраивает плохо подготовленные вылазки Национальной гвардии, чтобы она убедилась в бессмысленности сопротивления и согласилась на капитуляцию. Но парижане убеждаются лишь в измене правительства «национальной обороны». Они требуют вести оборону серьезно. Тогда правительство пытается проучить патриотов серьезным уроком. 18 января свыше 80 тысяч гвардейцев под гром оркестров выступили из города. Трошю больше всего опасался, как бы гвардия и в самом деле не нанесла поражение пруссакам. Несмотря на саботаж командования, именно это и произошло. Неопытные, но охваченные энтузиазмом бойцы захватили важные позиции. Тогда, раскрывая свои карты, Трошю приказал им отступать. Четыре тысячи человек заплатили жизнью в этой грязной игре. Возмущение правительством вылилось наружу, как только оно нетерпеливо объявило, что^ теперь уже нет другого выхода, кроме сдачи Парижа немцам.