Геннинг фон-Бассевич - Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

Жестокости, какими сопровождалась эта высадка, страшно раздражили шведов против царя и послужили к тому, что аландские переговоры были совершенно прерваны. Министры и друзья герцога в Швеции начали представлять ему, что если он но хочет навсегда возбудить к себе ненависть и сам отдать корону принцу гессенскому, он должен избегать всякого общения с Россиею и привязаться к Англии, соединение которой с императором и с Францией называлось в то время великим союзом (la grande alliance). Истинный швед сердцем и душою, герцог поэтому немедленно отозвал Штамке из С.-Петербурга и решился ехать в Вену.

1720. Когда он остановился на несколько времени в Ганновере, где находился тогда король Георг, министерство курфюрста советовало ему возобновить в Стокгольме свои действия относительно престолонаследования, дабы его британское величество мог поддержать их и поставить последнее в число условий мира. Но далеко не допуская об этом никакой речи, шведский двор ставил еще в преступление герцогу, что он принял титул королевского высочества без согласия Швеции, и в то же время, убаюкивая его надеждою вознаграждения за потерю дружбы царя, а именно уверением не заключать никакого мира без возвращения ему прав на его герцогские земли, подписал предварительные условия с Англиею и Пруссиею, где ни одним словом не было упомянуто о его лице, а в Копенгагене только ради приличия заявил холодное предстательство за племянника королевы.

Надобно было прикрыть как-нибудь столько жестокостей, и потому умышленно постарались распустить ложный слух о каких-то тайных, вредных для Швеции сношениях между царем и герцогом. Виновником их называли Бассевича, имея в виду лишить его уважения нации и ослабить влияние тех внушений, которые он мог делать на предстоявшем сейме. Министр этот уговорил своего государя назначить бригадира Ранцау в качестве чрезвычайного посланника при королеве и государственных сословиях Швеции. Ему преимущественно вменялось в обязанность стараться изгладить столько невыгодных для герцога впечатлений; но не успел он явиться, как королева приказала объявить ему, чтоб он передал присланные на её имя депеши сенатору Кронгиельму, а с остальными в 24 часа выехал из её владений. Сенатор, расположенный к герцогу, оказывает кое какие вежливости посланнику; ему запрещают вход в сенат и канцелярию впредь до повеления. Ранцау, чтоб умилостивить королеву, изъявляет готовность титуловать своего государя так, как ей угодно будет предписать ему, и не говорить ни слова о наследовании престола; тем не менее приказ о его отъезде возобновляется. Такое нарушение прав публичного сана встревоживает иностранных министров; но им говорят, что всё это дело ничто иное как домашняя размолвка между королевою и её племянником, и в то же время во все портовые города королевства посылаются секретные предписания не впускать туда никаких эмиссаров герцога голштинского, который будто бы только и ищет как бы производить смятения во время сейма.

Имея таким образом возможность дать полную свободу своему враждебному чувству, королева путем частных переговоров поручила передать лорду Картерету [55] Английскому посланнику в Стокгольме. , что для уступки Бремена и Вердена необходимо отказаться от интересов её ненавистного племянника. Англичанам и датчанам только это и было нужно. Правда, великодушие короля Георга и доброе расположение ганноверцев противились несколько времени такому предложению; но скоро политические соображения взяли верх над справедливостью и чувством. Великобритания гарантировала Дании Шлезвиг в 1715 году, и ценою этого были Бремен и Верден. Датчане, задетые за живое, могли возвратиться к дружбе страшного царя, которому Лондон хотел воспретить всякое господство на Балтийском море, дабы тем вернее присвоить его себе. Таким образом Англия, в соединении с Францией, сделалась посредницею мирного договора между Швецией и Данией, все выгоды которого были на стороны последней.

Наследник Вазы отправился к королю прусскому. Министерство ганноверское долго отклоняло его от этого, подозревая, что король всё еще питает некоторое тайное расположение к царю. Встретив здесь герцога с необыкновенными почестями и нежностью, его склонили к принятию плана соглашения, по которому принц гессенский [56] Супруг королевы шведской. долженствовал короноваться королем, а он, герцог, назначаться его наследником. Лорд Картерет получил приказание от своего двора стараться склонить и принца в пользу такого предположения, представляя ему, что это было бы единственным средством добиться от герцога формального отречения от Шлезвига, возвести принца без неудовольствий на престол и расширить слишком стесненную новыми законами королевскую власть, дабы Швеция могла с успехом содействовать к ослаблению царя и оградить себя от неудобств в случаях, требующих тайны или быстроты действия. Предложение значительной суммы денег было присоединено к этим доводам. Но герцог не поддался им, желая сохранить надежду передать скипетр своим наследникам.

В Вене герцог был принят как королевский принц. Император взял его сторону и как глава Империи, и как охранитель мира Травендальского. Он отправил декрет об увещании к королю датскому относительно восстановления Голштинии и декрет об экзекуции к директорам нижнесаксонского округа.

Английское министерство отправило в Вену лорда Кадогана для склонения его к отмене экзекуции и к принятию гарантии Шлезвига в пользу Дании. Но далеко не соглашаясь на это, император принял протестацию герцога против уступки и инвеституры, в ущерб ему, шведских провинций в Германии. Принц этот называл себя в ней наследником королевы Христины, в пользу которой, а равно и наследников её, они уступлены были по Вестфальскому миру столько же, сколько и в пользу короны Шведской. Таким образом Кадоган не имел успеха; но взамен того лорду Стенгопу в Париже удалось добиться от регента обещания приступить к жестокой гарантии.

Сейм в Стокгольме был из самых бурных. Королева, поддерживаемая английскою партиею и французским резидентом г. Кампредоном, требовала передачи короны своему супругу; сторонники дома готторпского хлопотали, чтобы требование это прошло не иначе как под условием обеспечения права наследования законному наследнику; а ревнители свободы отвергали и передачу и наследование. По их мнению, королева должна была царствовать, потому что ее избрали; а после её смерти, говорили они, пусть будет избран тот, кого признают способным сделать отечество счастливым. Среди этих несогласий королева узнала из письма от своего племянника, что царь предлагает ратификацию штеттинского договора, заключенного князем Меньшиковым в 1713 году и требующего гарантии в восстановлении Шлезвига. Герцог присовокуплял, что ему было бы приятно быть обязанным за эти выгоды только милостям королевы и доброму расположению шведской нации, но что если и та и другая, при переговорах с Даниею, забудут о его интересах, он, не будучи в состоянии жить лишенный своих владений, найдется вынужденным прибегнуть к помощи упомянутой гарантии. Королева смягчилась и спешила уверить его, что с Даниею не будет заключено мира без признания его восстановления.