Александр Солженицын - Ленин в Цюрихе. — Париж: Ymca Press. 1975

А — надо!

Всё тут слишком устоялось и вжилось — дома, двери, звонки, запоры на дверях.

А — надо!

Колотили в колокола со всех концов города — бешено и мертво.

С почти пролетарской решимостью и здесь раз­махнулся Цвингли: на Церингер-плац Проповедничес­кую церковь рассек пополам между шпилей, показы­вая нам пример, и вот в половине её который век — библиотека. Доставляло особенное удовольствие, что обе главные библиотеки Цюриха торжествовали над религией.

Вошёл в тишину. Девять узких окон с угло-оваль­ными верхами подымались на высоту пяти-шести эта­жей. Еще выше, в недостижимой высоте, угло-оваль­ные стрелы сводов сходились по несколько в узлы.

Но вся эта высота пропадала почти впустую: толь­ко два этажа деревянных хоров прилеплены были по стенам. В простенках же и между книжных шкафов навешаны были многочисленные тёмные портреты — в камзолах и жабо надутые городские советники и бургомистры, ни разглядывать их, ни подписи про­честь никогда не оставалось времени.

Еще из тяжёлых дверей Ленин увидел, что его любимое место на хорах у центрального окна и еще другое удобное — оба уже заняты. Опоздал. Несклад­но начался день.

Расписался в книге посетителей, — а дежур­но-улыбчивый библиотекарь в очках, недоумевая, ни­как не мог найти одной из трёх отложенных стопок.

Одна мелкая досада, наворачиваясь на другую, могут украсть часы работы.

Удача или неудача рабочего дня зависит иногда от мельчайших мелочей, как начнёшь. Вот — опоздал. А у них до перерыва и полудня нет, всего три часа, и их теперь нет.

„Империализм" был уже давно отработан по двад­цати тетрадям, и написан, и потерян, и переписан — а еще стопку на ту же тему Ленин брал. Как будто нужно было что-то еще. А будто и не нужно. Все

выводы книги были Ленину ясны еще и до двадцати тетрадей. Последнее время так обострилось предви­дение — он видел выводы своих книг исключительно рано, еще не садясь их писать.

Самые сладкие удары во всей книге — и снять их? Мерзкий гнусный святочный дед! Более гадкого подлого лицемера не бывало во всей мировой социал- демократии!

Стопка не находилась — по Персии. Он уже начал делать выписки по Персии. Восточное направление ни у кого не продумано, а его надо готовить.

Ладно, по Каутскому удары не пропадут — в дру­гом месте где-нибудь вставим.

А еще он готовил, писал подробные важные тези­сы для швейцарских левых — методически исправлять, чего не добились на съезде. Но это даже удобнее было в Центральштелле, а не здесь.

Да нет, она всё время помогает и переводит. Вот спустится в Кларан — может приедет. Почему надо думать плохо? Это неправильная была мысль.

А еще пришёл он с ощущением недоделанности, недосмотренности статьи против разоружения. Она уже написана (ив сумке тут была), но что-то цара­пало по памяти. Все главные мысли были на месте: разоружение — требование отчаяния; разоружение — это отречение от всякой мысли о революции; тот не социалист, кто ждёт социализма помимо революции и диктатуры; в будущей гражданской войне у нас будут воевать и женщины и дети с 13 лет. Всё верно, но оставалось чувство, что где-то есть не вполне защи­щённые фразы. А надо быть архиосторожным, никогда не допустить цитирования против себя — ко всем опасным фразам пристраивать оборонительные при­даточные предложения, все фразы должны быть во всех боках защищены, оговорены и противовешены — чтоб никто не мог выбрать незащищённую.

Итак, можно было (и даже он начал) просматри­вать. Да вот и сразу, написано в пылу: „Мы поддер­живаем применение насилия массой". Накинутся! При­строить: „...массой — против её угнетателей".

Впрочем, это можно и не в библиотеке, время ухо­дит.

Стал смотреть тезисы для левых швейцарцев. Тут еще много было работы. Нужно детально-детально им всё разжевать: листовки — кому разносить по домам? беднейшим крестьянам и батракам. Какие сельхоз­участки подлежат принудительному отчуждению? Ска­жем, свыше 15 гектар. После какого срока пребыва­ния требовать для иностранца швейцарского поддан­ства? Скажем — через три месяца, и важно, чтобы без всякой уплаты. Что значит „революционно высо­кие ставки налогов"? Общие слова, надо составить им конкретную таблицу: на имущество свыше 20 тысяч франков, свыше 50 тысяч — какой процент? И как облагать гостей пансионов? Тоже написать им кон­кретную шкалу, ведь ни у кого никогда не доходят руки до конкретности: если платит 5 франков в день — это наш брат, один процент, а если платит 10 франков — с этого сразу 20 процентов...

А из груди так и поднимается, стоит изжогой, последняя подлость Гримма и Грёйлиха. Ах, поганые оппортунисты, подлейшие мерзавцы, ну, подождите, мы вас пристегнём к позорному столбу!

Что-то всё раздражения лезли, сбивали. Так бы­вает: им дашь разойтись — и невозможно сосредото­читься, невозможно работать по системе, даже на стуле усидеть.

А еще не улёгся, сколько сил отобрал и до сих пор мешает работать этот иступлённый недоспоренный спор с „японцами". Уже было написано несколько статей и две дюжины писем, и конфликт как будто преодолён — а вот не подавлен до конца!

Никогда не удаётся все усилия собрать только в одном главном направлении, всегда открываются противники на побочных, сейчас как будто бы совсем не важных, но неважных не бывает, наступит момент, когда и эти побочные направления станут главными,

— и приходится теперь же оборачиваться и с полной энергией огрызаться на эти побочные укусы. Не „япон­цы" одни (Пятаков со своей Бошихой, с тех пор как бежали из Сибири через Японию), с ними и Бухарин. Не имея ни капли мозгов, доводили себя вместе с Радеком до групповой глупости, до верха глупизма — то на „империалистическом экономизме", то на само­определении наций, то на демократии. Все эти моло­дые поросята, новое партийное поколение, очень само­довольны, самоуверены и готовы брать руководство хоть сегодня, а срываются и срываются на любом пово­роте любого вопроса, ни у кого нет готовной гибкости

— на этих поворотах мгновенно, предусмотрительно иногда брать где влево, а где вправо, заранее предвидя, куда угрожает ссунуть извилистая дорога революции.

Так и с демократией. Y Бухарина примитивная молодая недооценка её. Открыто пишет: в период взя­тия власти придётся отказаться от демократии. А — нет! Вообще социалистическая революция невозмож­на без борьбы за демократию, и поросятам это надо зарубить на розовом носу. Но, конечно, не терять из виду: в конкретной обстановке, в известном смы­сле, для известного периода. А наступит и такой пе­риод, что всякие демократические цели способны толь­ко затормозить социалистическую революцию. (Это — подчеркнуть двумя чертами!) Например, если движе­ние уже разгорелось, революция уже началась, надо брать банки — а нас позовут: подожди, сна­чала узаконь республику!?.