Иван Новохацкий - Воспоминания командира батареи. Дивизионная артиллерия в годы Великой Отечественной войны. 1941-1945

Хинганский хребет также представлял собой очень сильную преграду для войск. Здесь также было мало воды, дорог, по которым можно было бы двигаться, не было населенных пунктов и, что самое главное, на нашем направлении не было известных перевалов через горные хребты, их надо было искать. Вот этим я со своими разведчиками и занимался, конечно решая и свои разведывательные задачи.

Однажды мы увидели в бинокли несколько в стороне от нашего маршрута населенный пункт. Соблюдая меры предосторожности, направляемся туда. Виден довольно большой и высокий храм, типичной китайской архитектуры: выгнутые скаты крыши, покрытые красной черепицей, а вокруг храма китайские «мазанки», по-китайски — фанзы. Все они из глины, с плоскими земляными крышами.

Соблюдая меры предосторожности, въезжаем в село. Оно кажется безлюдным. Но вскоре из пагоды (так называется храм в Китае) вышел человек. Сразу трудно определить, кто это — мужчина или женщина. Лицо человека больше похоже на женское: голова обрита наголо, на теле кусок бордовой ткани, один конец которой перекинут через руку.

Солдаты пытаются установить с ним контакт, но он ни слова не понимает по-русски, а мы ни слова по-китайски. На Западе мы довольно быстро находили общий язык, особенно в Чехословакии, а здесь никакого сходства не находим. Вскоре подошло еще два или три человека, но и они ничего не понимают. Единственное слово, которое мы успели усвоить из китайского лексикона, — «шанго». Это означает что-то вроде одобрения или даже уважения. Вот этим словом и ограничивался наш китайский лексикон.

Я понял, что это мужской монастырь. Я попытался войти в пагоду, не только в порядке интереса, но и для проверки (там можно спрятать целый батальон). Китайский монах, очевидно из числа начальства, что-то бормочет, но не пускает, показывает, чтобы мы сняли обувь. Мы выполнили это требование, но нас все равно не пускают. С трудом понял, что надо еще выложить спички.

Заходим в храм. Прохладно, тусклый свет через небольшие окна, огромная фигура Будды из желтого металла. Постояли немного и вышли на улицу. Солдаты уже удовлетворяют свое любопытство. Разматывают какого-то монаха. Он скорее похож на женщину, вот и захотелось узнать, кто же это, мужчина или женщина. Монах-китаец, не понимая, что от него хотят, крутился вслед за разматываемой материей и на сильно исковерканном подобии русского языка повторял единственное слово, которое он, очевидно, знал из русского языка: «Я конь, конь, конь...» Солдаты, наконец, поняли, что он действительно «конь», а не «кобыла».

Несколько дней карабкаемся по горам Хингана. Противник себя не проявляет. Наконец перешли через довольно высокий перевал и начали спускаться по восточной стороне хребта. Впереди видна зеленая равнина, поля засеяны поспевающими культурами, вдали угадывается какой-то населенный пункт. На карте он обозначен как небольшой город. Местность — резкая противоположность той, какая была по ту, западную, сторону Хингана. Там безводная и безжизненная пустыня, раскаленный песок, здесь же зеленая равнина, ухоженные поля, населенные пункты.

Возле этого городка назначена дневка дивизии. Надо собрать растянувшиеся колонны полков. Мы в самом центре японского Маньчжоу-Го и можно ожидать сопротивления противника.

День движется к вечеру, здесь значительно прохладнее, чем было в пустыне. Отдыхают люди, отдыхают лошади, машины. Вдоволь напились воды, улеглись на ночь кто где мог, конечно организовав боевое охранение. Самые нетерпеливые уже успели побывать в городе, хотя, в сущности, это большая деревня. Здесь живет довольно много русских — потомки белогвардейцев, бежавших в Китай во время Гражданской войны. Живы и многие из старшего поколения, непосредственно участвовавшего в той войне. Нас они не интересуют, а вот их дочери, соскучившись по русской душе, вдоволь наслаждаются общением с нашими парнями. Хотя командиры и запрещают такое общение, но попробуй удержи молодость, и лихие ребята не теряются.

Через сутки дивизия продолжила наступление. Наше направление на город Мукден, столицу Маньчжоу-Го.

Движемся по проселочной дороге, хотя на карте она обозначена как шоссе. Справа и слева сплошной стеной стоят посевы кукурузы, гаоляна (вид сорго). Высота растений часто не менее двух метров, а то и больше. Даже сидя верхом на лошади, невозможно ничего рассмотреть.

Я с моими разведчиками идем верхом на лошадях вместе с авангардом. Временами, заметив в стороне село, едем туда по зарослям кукурузы или сорго. Поля тщательно ухожены, нигде не видно ни одного сорного растения. Иногда видим китайцев, склонившихся и копающихся в своих плантациях. Их подчас трудно заметить. Одеты они с ног до головы в самодельные соломенные одежды, на голове конусообразная шляпа, тоже из соломы. Попытки что-нибудь выяснить не удаются, китайцы не понимают нас, а мы их. В селах нищета ужасная: голые, грязные и голодные ребятишки, сразу же набрасывающиеся на нас с протянутыми руками, грязные пестрые свиньи, больше похожие на собак, шныряют тут же в поисках съестного. На улицах грязь, глиняные низенькие фанзы, состоящие, как правило, из одной комнаты. В них почти никакой мебели и одежды, одни сломанные циновки. Под глиняными крышами на солнце во многих фанзах висят какие-то вонючие потроха, то ли свиные, то ли овечьи. Мы узнали, что японцы строго следили за тем, чтобы китайцы без разрешения не забивали ни одно животное для себя. Все забирали японцы, китайцам же разрешалось брать только часть потрохов, и то только тех, которые оставили оккупанты, иначе им грозила суровая расправа. В общем, нищета ужасающая, особенно если учесть, что до этого мы прошли ряд европейских стран, где любая деревушка выглядела по сравнению со здешними селами раем.

Продолжаем наступление. Судя по карте, впереди должен быть небольшой китайский город Кайлу, но из-за высокого гаоляна его не видно, даже сидя верхом на лошади. Вскоре, однако, посевы расступились, впереди показался город, вернее, высокая глиняная стена, из-за которой город даже не было видно. Этой стеной город был обнесен со всех сторон. Дорога, по которой мы шли, проходила через массивные кирпичные ворота. Сейчас проем был наглухо заложен кирпичом.

Как только передовой отряд подошел ближе, по обеим сторонам ворот застрекотали два вражеских пулемета. Батальон, составляющий главные силы передового отряда, залег. Завязалась перестрелка. Я с разведчиками быстро спешился, занял наблюдательный пункт и веду наблюдение.

Вскоре к воротам приблизилась одна из самоходных установок, приданных передовому отряду. Пулеметы противника умолкли. Самоходка постояла минуты две и потом резко повернулась, задним бортом ударив по одной из колонн ворот. Посыпался кирпич, и в воротах образовался проем, в который устремились солдаты батальона.