Павел Нерлер - Осип Мандельштам и его солагерники

Шнейдерман, 1996. С. 91.

Со многими из названных арестованных писателей — и прежде всего с Лившицем, Стеничем и Выгодским — О. М. связывали многолетние дружеские связи.

Этому допросу, по-видимому, придавалось особое значение. Это видно уже из того, что все подписи, стоящие под протоколом, принадлежат работникам «руководящего звена»: начальнику IV отдела Карпову, его заместителю Федорову и начальнику 10-го отделения Гантману. Лившиц подписал каждый лист и поставил итоговую подпись:

«Ответы на вопросы с моих слов записаны верно. Б. Лившиц».

Там же. С. 94. Сам Лившиц в этой структуре якобы «опекал» часть ленинградских писателей, в частности, членов группы «Перевал», а остальных «курировал» Н. Тихонов.

Там же. С. 93 (со ссылкой на сообщение В. А. Русаковой).

Там же. С. 95.

Эта встреча состоялась в марте 1937 г.

Там же. С. 98.

Там же. С. 102.

Там же. С. 104.

Там же. С. 115. Список не датирован, составлен, предположительно, не ранее середины мая 1938 г.

АУФСБ СПбиЛО. Дело № П-31221. Л.69. Приложено к обвинительному заключению по следственному делу № 41563 от 19 сентября 1938 г.

С пометкой «осужден».

Интересно, что в этот список не входят Эренбурги, зато включены Канегиссер и Кибальчич.

Ида Моисеевна Наппельбаум (1900–1992) была арестована 9 января 1951 г. и осуждена 11 августа 1951 г. к 10 годам ИТЛ все по тем же статьям 58.10 и 58.11. Как справедливо замечает А. Дмитренко, дело это было не просто «рецидивом карательных компаний против писателей, осуществлявшихся в предвоенное время», но и их систематическим продолжением, своего рода исправлением недоработок коллег из эпохи Большого террора. В качестве источника карательного вдохновения и отправной точки преследования гумилевской ученицы и дочери знаменитого фотографа послужил протокол допроса Ю. И. Юркуна от 9 мая 1938 г. (в котором, кстати, был назван и О. М.). Новым элементом технологии ведения следствия стал своеобразный «Акт экспертизы», заказанный следователем И. А. Диевым от имени Следственного отдела Управления МГБ по Ленинградской области специальной экспертной комиссии в составе директора Лендетгиза Дмитрия Ивановича Чевычелова (председатель) и кандидата исторических наук, преподавателя Ленгосуниверситета Андрея Васильевича Хилькевича и цензора Леноблгорлита Людмилы Даниловны Микитич (члены). «Экспертизе» были подвергнуты добытые в результате двух обысков материалы, причем не только стихи и записи самой И. М. Наппельбаум и ее покойного первого мужа М. А. Фромана (Фракмана), но и подборка из 16 книг разных авторов, одной из которых была и мандельштамовская — книга критической прозы 1928 года «О поэзии». О ней говорится буквально следующее: «3. О. МАНДЕЛЬШТАМ. Один из главных деятелей акмеизма. В своих произведениях выражал звериную злобу против Октябрьской революции и Советского государства. Рецензируемая книга его статей „О поэзии“ (стр. 97) — проповедует пессимизм и содержит враждебные выпады против советского народа, который клеветнически изображается чудовищно невежественным и тупым: „Легче провести в СССР электрификацию, чем научить всех грамотных читать Пушкина, как он написан, а не так, как того требуют их душевные потребности и позволяют их умственные способности“ (стр. 15). В книге пропагандируются империалистические взгляды на отношения между людьми по принципу „человек человеку — волк“. Мир между людьми невозможен. Война — нечто врожденное и свыше данное человеку. „Век — барсучья нора, и человек своего века живет и движется в скупо отмеренном пространстве, лихорадочно стремится расширить свои владения и больше всего дорожит выходами из подземной норы“ (стр. 59). Книгу „О поэзии“ (как и вообще все книги МАНДЕЛЬШТАМА) необходимо из библиотек изъять» (Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Дело П-48512). Интересный, однако, «месседж»: 13 лет тому назад мы «изъяли из обращения» поэта Мандельштама, а теперь мы изымем его книги!..

Шенталинский В. Преступление без наказания. М., 2007. С. 458, 459, 551.

Там же. С. 430.

Там же. С. 436, 439.

Павловский Семен Г. Б. (1906 — после 1951), мл. лейтенант (позднее, по некоторым сведениям, капитан) ГБ, оперуполномоченный 9-го отделения 4-го отдела (аналог СПО в 1934 г.) ГУГБ; в 1952 г. осужден к принудительному лечению, умер в казанской психбольнице. На первоначальном этапе следователем у Васильева был И. И. Илюшенко, которого вскоре отстранили от дел за попытки отвести от поэта обвинения в террористической деятельности ( Там же. С. 440, 447).

Там же. С. 551. Следствие по делу П. Васильева закрыли 11 июня.

Там же.

Растерзанные тени, 1995. С. 243.

Там же. С. 246.

Там же. С. 247–248.

Следователями Клычкова были Г. С. Павловский и сотрудник резерва назначения 9-го отделения 4-го отдела ГУГБ Т. В. Шепелев ( Там же. С. 338, 345, 347, 348, 368). По некоторым сведениям, готовил и начинал это дело — чуть ли не последнее в своей карьере в НКВД — еще С. Н. Вепринцев.

Там же. С. 377, 396, 404, 418.

Там же. С. 391.

Летом 1937 г. в НКВД, как утверждают Станислав и Сергей Куняевы и в чем мы скорее склонны усомниться, была создана специальная группа под руководством начальника 9-го отделения 4-го отдела ГУГБ капитана гб Журбенко по ликвидации «террористов» из писательской среды: единственным объектом ее деятельности, по их же неточному утверждению, явились крестьянские писатели ( Там же. С. 377). Источник сведений, как водится, не приводится.

Герштейн, 1998. С. 71.

Мандельштам Н. Воспоминания // Собр. соч. В 2 тт. Т. 1. Екатеринбург, 2014. С. 451.

О самих портретах, приведших ее в полный восторг, Э. Герштейн высказалась так: «Оба чрезвычайно похожи, но по-разному: отвергнутый — похожее внешне, а принятый — внутренне» (запись в дневнике П. Нерлера за 30 ноября 1983 г.). Сама по себе «дата», стоящая на рисунках («1/2 — 37»), была, по сообщению Герштейн, проставлена Галиной Георгиевной Осмеркиной, его третьей женой, гораздо позднее и явно взята «с потолка». В начале февраля 1937 г. О. М. был в Воронеже, а Осмеркин в Ленинграде, где оформлял какой-то спектакль. Какова же точная дата? Е. К. Осмеркина утверждала, что это не лето и не зима, поскольку О. М. и Н. М. снимали пальто. Но у них и не было шуб, так что исключать из этого интервала зиму было бы неправильно. Тогда остается всего две-три возможности для датировки. Первая — конец октября — начало ноября, перед отъездом в Калинин (5 ноября 1938 г.), вторая — во время пребывания в Калинине и третья — начало марта, между Калинином и Саматихой. От второго варианта приходится отказаться: Калинин не Савелово, Москва по времени чуть ли не вдвое дальше, и о поездках О. М. (да еще вместе с Н. М.) ничего не известно (единственное свидетельство такого рода — рассказ Мирели Шагинян о встрече с О. М. зимой 1937–1938 гг. в доме Мейерхольда, где О. М. ночевал, — весьма расплывчато по времени и не содержит указаний на Н. М.). Так что остается только две возможности, однако наверняка определиться и с ними скорее всего не удастся. Самое правильное — ставить двойную дату: «1937 (1938?)». Сильную аргументацию в пользу осенней датировки дает С. Василенко, уверенно читающий дату как «1/X-37» и как написанную рукой О. М. (устное сообщение). В таком случае это должно или совпадать с одним из приездом О. М. в Москву из Савелово, или означать, что практически весь октябрь поэт провел в Москве, а это, с режимной точки зрения, маловероятно.