Иван Спатарель - Против черного барона

Армиям фронта ставлю задачу — по Крымским перешейкам немедленно ворваться в Крым…»

Оставшиеся части Врангеля укрылись за перекопскими и чонгарскими укреплениями. Они спешно готовились к отражению штурма.

В 1920 году, незадолго до последней битвы с белогвардейцами, газета «Нью-Йорк таймс» писала, что Врангель олицетворяет собой «рыцарство, молодость, талант и мудрость». Да и как ей было не восхвалять черного барона, если он являлся ставленником иностранных империалистов, если американское вооружение шло к нему нескончаемым потоком.

Иностранные газеты много кричали тогда и о, неприступности белогвардейских укреплений в Крыму. Они называли Перекоп и «вторым Верденом», и «валом смерти», и даже «Гибралтаром на суше».

Мнение буржуазных борзописцев о Врангеле мы, разумеется, и тогда не принимали всерьез. Однако в оценке возведенных белыми оборонительных сооружений они почти не ошибались.

Я много раз летал над Перекопом, хорошо изучил его с воздуха и могу смело утверждать, что это действительно была неприступная твердыня. Вот этот-то «Гибралтар на суше» и предстояло взять штурмом полураздетым, полуголодным и плохо вооруженным бойцам Красной Армии.

…Наступило холодное утро 1 ноября. Горы темных облаков немного приподнялись над аэродромом. Поредел туман. Посветлело.

— Погодка-то налаживается! — радостно говорили друг другу летчики, проверяя работу моторов перед вылетом на разведку.

Первым предстоит подняться в воздух Гане Кишу и летнабу Петру Доброву. Задание у них ответственное — произвести аэрофотосъемку укреплений Турецкого вала. Эти снимки нужны самому командующему фронтом. Вторую задачу поставил перед экипажем комиссар: разбросать над Перекопом специальные листовки. С их содержанием Кожевников ознакомил всех летчиков. Во избежание нового кровопролития наше командование призывало солдат противника прекратить бессмысленное сопротивление.

В авиации не любят трогательных прощаний. Махнув рукой, Киш порулил машину на старт. Мы условились с ним: если он через полчаса не вернется, значит, погода на маршруте сносная, и я начну выпускать другие самолеты.

«Эльфауге» взлетел и скрылся в облаках. А через полчаса отправился на задание Борис Рыков.

С нетерпением и беспокойством ожидали мы возвращения разведчиков. Но раньше их вернулся на своем «ньюпоре» Борис.

— Товарищ комгруппы! Красвоенлет Рыков задание выполнил. Облачность поднялась до тысячи метров. На аэродроме Армянский базар самолетов противника нет. В воздухе их тоже не встретил. Над Армянским базаром обстрелял змейковый аэростат.

— Значит, врангелевская авиация уже смылась! — с нескрываемой радостью сказал комиссар Кожевников.

— А «эльфауге» не видел? — спросил Скаубит.

— Да, забыл сказать, — спохватился Рыков. — Киш с Добровым ходят над Турецким валом. Вокруг них море разрывов, а они хоть бы что, даже не маневрируют. Ну и нервы у Киша!

— Верно! — заметил комиссар. — Нервы у него хорошие. Он их бережет. Говорит, еще родную Венгрию надо освобождать…

Позднее мы узнали, как проходил этот полет. Когда разведчики засняли Перекоп и укрепления Литовского полуострова, у них кончилась пленка. Прежде чем возвратиться домой, они решили пролететь дальше, до Армянска. Внизу дымилось Гнилое море. И всегда-то нерадостное, оно теперь казалось мрачным: голые берега, гиблые топи, темная вода. Добров старательно наносил на карту пулеметные гнезда, замеченные на Сивашском побережье.

Заметив над Армянским базаром привязной аэростат, разведчики открыли по нему огонь из пулеметов. Беляки вынуждены были спуститься на землю. Наблюдатели и прислуга разбежались. Добров выбросил за борт последнюю пачку листовок.

Наконец, после трех с лишним часов пребывания в воздухе, «эльфауге» возвратился на аэродром. Выбравшись из кабины, Киш сразу же начал торопить моториста поскорее заделать пробоины в плоскостях и фюзеляже. Их насчитали двенадцать. Несмотря на усталость, летчик решил сделать еще один полет, на этот раз с Георгием Халилецким. Теперь он намеревался разбомбить цели, которые только что высмотрел.

Мы с Добровым поспешили в фотолабораторию. Надо было быстро проявить пленку, отпечатать снимки, смонтировать фотопланшет, составить обстоятельное разведдонесение.

В этот день наши летчики привезли немало интересных сведений о противнике. Возвратившись из второго полета, Рыков доложил: «На дороге Перекоп — Армянский базар усиленное движение. Перед Турецким валом заметил большое скопление пехоты — до тысячи человек. Сбросил туда бомбы».

Доклад Захарова:

«Замечены две батареи южнее вала против Перекопа. За валом — скопление пехоты, до восьмисот человек. Сброшены две десятифунтовые бомбы. В Армянском базаре — обоз до пятисот повозок, пехота и конница».

Киш и Халилецкий тоже успешно выполнили задание. Несмотря на дымку, они метко сбросили на Турецкий вал пять пудовых бомб.

Донесений было много. Телеграфист еле успевал передавать их в штаб 6-й армии. А оттуда они шли дальше, к командующему Южным фронтом.

На следующее утро Петр Добров явился в штаб дивизии, где находился Фрунзе. Ему велели подождать командующего, который с несколькими крестьянами ушел на берег Сиваша. А чтобы время не пропадало зря, летнабу предложили составить легенду к фотопланшету, то есть описать сфотографированные цели и сделать свои выводы.

Петр сел за небольшой столик у окна, достал карту, аккуратно подклеенную ленту фотоснимков, разведдонесение и углубился в работу. Увлекшись, он не заметил, как к нему подошел коренастый человек в простой гимнастерке.

— Здравствуйте, товарищ летчик! — сказал он. — Это вы летали над Турецким валом?

— Здравствуйте, — ответил Добров, с неохотой отрываясь от дела. — Над перешейком сейцас каждый день летают. И не я один.

Летнаба не удивил этот вопрос. С ним говорили уже многие штабные работники. Он с нетерпением ждал, когда его вызовет Михаил Васильевич Фрунзе.

— Это верно, — согласился незнакомец. — Но я имею в виду самолет-разведчик, который был над перешейком первого ноября, примерно в одиннадцать утра…

— Тогда мы, красвоенлет Киш и я.

— Поздравляю, товарищ Добров, со смелым полетом, — сказал собеседник, присаживаясь рядом на табуретку. — Мне говорили, ваш самолет сильно обстреливала Даже с земли страшно было смотреть. Вам-то не боязно было?

Доброва как-то сразу расположил незнакомец с серыми проницательными глазами. И он искренне ответил:

— Может, и забоялся, если бы за пассажира летел. А если занят работой, о страхе думать некогда.

И, помолчав, добавил:

— Одно только беспокоило, а вдруг из-за тумана снимки не получатся. Ведь нам сказали: аэрофотосъемка производится по приказу товарища Фрунзе. Значит, задание очень важное. И если нужно, не беда, что один экипаж погибнет. Зато он тысячи бойцов спасет. Тех, которым Перекоп надо штурмовать…