Борис Кулапин - Густав Малер

В конце века в мире искусства стали распространяться слухи о предстоящих изменениях в Императорской опере Вены. Ее стареющий директор, Вильгельм Ян, весьма уважаемый дирижер и неплохой руководитель, часто болел, и состояние главной музыкальной сцены Австро-Венгрии катастрофически ухудшалось. Вопрос о смене руководства театра стал самым обсуждаемым в кругах музыкальной элиты. Благодаря своим связям Малер одним из первых узнал о грядущих переменах и тотчас стал действовать. Его репутация как некоего «финансового стабилизатора» в снижении театральных расходов, закрепившаяся еще с Будапешта, оказалась весьма кстати. Самые заветные мечты молодости — вернуться в Вену «маршалом, покорившим весь мир», — получили возможность реализоваться гораздо раньше, чем Густав смел надеяться.

Одной из ключевых фигур музыкальной Вены являлся барон Йозеф фон Безечни, тайный советник, генеральный управляющий Придворным театром, возглавлявший авторитетное «Общество друзей музыки». Усилиями этой организации в столице империи появились консерватория, филармония, Венское певческое общество, а также был построен знаменитый зал «Musikverein». С Малером Безечни общался в 1895 году и знал о его венских амбициях. И вот теперь Густав вознамерился расположить к себе столь влиятельного чиновника.

На протяжении нескольких лет во время каникул на озере Аттерзе композитор постоянно приезжал в курортный городок Бад-Ишль, находившийся в десятке километров от Штайнбаха, где гостил у Брамса, поправлявшего свое здоровье. Их недолгие встречи Малер так описывал Анне Мильденбург: «Здесь я поистине могу сказать заодно с Фаустом: “Я рад порой увидеть старика!” Он — словно суковатое, коренастое дерево, приносящее сладкие, зрелые плоды; радостно смотреть на это могучее дерево с обильной листвою. Мы не очень подходим друг к другу, и “дружба” поддерживается лишь потому, что я, как молодой, начинающий музыкант, охотно плачу великому старому мастеру должную дань почета и уважения и показываюсь ему только с той стороны, которая, по-моему, приятна ему». Лето, когда Густав заканчивал Третью симфонию, исключением не стало. Теплым днем он совершил велосипедную поездку в Бад-Ишль, чтобы посетить пожилого слабеющего коллегу.

Авторитет и влияние Брамса в музыкальной Вене были огромными. И хотя старый мэтр скептически относился к Малеру-композитору и знал его как «самого неисправимого бунтаря», не забывая захватывающую постановку «Дон Жуана» в Будапеште, он испытывал к нему как дирижеру большое уважение. В ходе их недолгого разговора Густаву удалось заручиться поддержкой Брамса на случай, если его кандидатура на пост в Придворном театре станет рассматриваться.

Педагог Анны Мильденбург, прославленная Роза Папир, уже несколько лет как закончившая карьеру певицы, пользовалась большим влиянием в Венской опере из-за ее дружбы с надворным советником и художественным руководителем театра Эдуардом Влассаком. Здесь Малеру помогло прошлое. Его организационные способности Папир оценила на музыкальном фестивале 1885 года в Касселе, где она, будучи «звездой» Императорской сцены, исполняла в оратории Мендельсона «Павел» сольную партию. Ее ученица Анна Мильденбург, а также Натали Бауэр-Лехнер, находившаяся с Папир в дружеских отношениях, выступили в качестве лобби в пользу Густава. Заручившись обещанием Натали Бауэр-Лехнер содействовать в положительном решении вопроса, Малер 21 декабря отправил в Венскую придворную оперу письмо с предложением своей кандидатуры на должность дирижера. На следующий день он написал Розе Папир и попросил ее посоветовать Йозефу фон Безечни обратиться в Будапешт к Беницки, чтобы из первых рук узнать у бывшего начальника информацию о персоне бывшего подчиненного. Можно не сомневаться в том, какую характеристику венгерский покровитель дал своему протеже.

Параллельно в австрийской столице действовал старый друг Гвидо Адлер. Его попытки обратить внимание генерального управляющего на Густава как на единственного подходящего кандидата на должность в Придворной опере также возымели свое действие. Важную роль в этом деле сыграла и рекомендация Брамса.

В начале 1897 года Густав втайне получил «призыв от бога южных широт» и сразу же подал директору Поллини прошение об отставке. Во время одного из последних визитов Йозефа Фёрстера композитор признался ему, что получил приглашение в Вену. «На положении третьего дирижера я останусь недолго, — скоро я стану первым, настоящим: я буду директором Придворной оперы», — сказал Малер. Фёрстер вспоминал: «“Мои слова сбываются, — прервал я его. — Ваше искусство побеждает!” Малер улыбнулся: “Вы неисправимый идеалист! Вы верите, что искусство пробило мне дорогу в Вену?” — “А что же?” — спросил я. И получил короткий и ясный ответ: “Покровители в юбках!” Так и было на самом деле. Малер взглянул на меня, обезоруженного, прочел на моем лице остатки недоверия и сказал: “Вы в этом скоро убедитесь!”».

Естественно, Венский театр не хотел рисковать, открыто объявляя поиски нового директора. Густав это понимал, поэтому временную должность третьего дирижера, избранную для него администрацией в качестве испытательной, счел логичной и обоснованной.

Существовала еще одна принципиальная загвоздка, мешавшая Малеру занять главную должность в опере: согласно законам, парившим тогда во всей Европе, некатолику, а тем более еврею, продвинуться выше уровня крупного нестоличного города, такого, каким являлся, к примеру, Гамбург, было попросту невозможно. Концерты в Берлине или Мюнхене, устроенные благодаря Штраусу, были верхом его карьеры. А поскольку столь высокий пост, как директор Императорского театра, не мог занимать человек иной веры, у Малера оставался единственный выход. И ему, рожденному и воспитанному в светской неортодоксальной семье, решение далось достаточно просто.

Двадцать третьего февраля в церкви Святого Ансгара Гамбургского Малер крестился. Однако в консервативном австрийском обществе отказ от собственной веры считался зазорным, и недоброжелатели композитора, впоследствии появившиеся в избытке, часто упрекали его за вероотступничество. По слухам, ходившим в Вене, император, утверждавший приказ о назначении Малера, произнес, что, будучи евреем, он ему нравился больше. Объяснений самого композитора этого поступка не сохранилось. Известно лишь, что за несколько недель до крещения он сказал одному знакомому, что по сути уже обратился в христианство, когда работал в Будапеште.

На следующий день после первого исполнения третьей и шестой частей Третьей симфонии Малера, состоявшегося 9 марта под управлением юного Феликса Вейнгартнера в Берлине и вызвавшего смешанную реакцию публики, композитор выехал в Москву, где 15 марта дирижировал оркестром, особо не впечатлив русских критиков. Зато он сам о том выступлении отзывался положительно, а удивление от первого путешествия в Россию осталось у него до конца дней.