Н. Чернышевский - Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939

Вчера ждал Вас. Петр., и Любинька сказала, что его давно не было. Я сказал: главным образом давно не был он потому, что много дела. Ныне, вздумал, что получу, может быть, с нынешним письмом деньги и их хочу отдать уж Терсинским, а не Вас. Петровичу, потому что совестно, что так давно живу у них и ничего не давал им.

Вчера мне понравилось мое сравнение, которое я сказал, когда ушла хозяйская дочь, Терсинскому, — она говорила, что она обратила какого-то развратника: «как свиньи обратили блудного сына», — это мне показалось остроумно. Ныне утром читал снова Купера, хотя вздор решительно относительно пользы и анализа души человеческой, — ничего нет, ни характеров, ничего, разве только местные типы тех мест и того времени, так что это род исторического или лучше — этнографического романа, а междз' тем я так еще не развит, что легче читается этот вздор, чем Гизо или Мишле. — Это все писал у Фрейтага.

Когда пришел из университета, читал «Debats», чтоб отнести Ал. Фед. Когда дочитал, отнес ему. Конечно, не застал, как и хотелось, а взял [за] 16–19 октября. Потом читал и спал, и хотя теперь половина десятого только, ложусь по предложению Любинь-ки, чтобы встать раньше завтра.

24 [октября ].— День прошел занимательно довольно и без неприятности, хотя без пользы почти (т.-е. для письменного дела) и о некоторым сожалением и тяжестью, что я не пишу Никитенке на всякий случай. После обеда принимался, да не делалось [67] Неразборчиво. Ред. , я и оставил до завтра. Любинька снова спрашивала, что я давно не был у Вас. Петр., я сказал, что ныне жду его, и если не придет, пойду вечером. Конечно, это говорится так же, как я сказал это Ив. Гр. о Горизонтове, так, по учтивости дружбы, но все-таки мне весьма приятно. Читал и прочел «Debats», списал имена подавших за и против министерства Дюфора 16 октября. После немного конец 1 2-й части Беккера о переходе терроризма в Директорию (это вечером решительно) и теперь буду читать Мишле. Купера дочитал, — ; патетические места весьма у него напоминают Любинькину улыбку: знаешь, что чувство выражается доброе, а приторно и кисло (при этом, конечно, вспомнил В. П. и Н. Ег., у которых этого нет), говорят действующие лица так красноречиво, как не следует говорить. — 10 ч. 35 м.

25 [октября]. — В библиотеке еще не было вынуто ''Revue», и я читал Гизо предисловие к «О теперешнем положении истории Франции» — прекрасно, так что увлекаюсь, и видно, что писатель велик, как и мыслитель велик, — итак, до того времени, т.-е. до 1820 г., он был уже членом королевского совета, т.-е. министром или товарищем министра! Этого я не знал. Когда вышел от Срезневского, он остановил меня и сказал: «Правда ли, что вы начинали дело, но оставили?» — «Да, оставил», — сказал я спокойным голосом, между тем как думал, что скажу взволнованно к, как обыкновенно, чрезвычайно мягко, почти рабски. — «Решительно оставили? а это жаль». — «Покорно вас благодарю, но так вышло, что я должен был оставить». — «Да что мне в вашей благодарности, а лучше бы вы дали нам дело, с вашею аккуратностью (которую он мне приписывает, что хорошо, и кроме которой, кажется, ничего не приписывает, что, конечно, не так хорошо, хотя решительно так, справедливо) вы бы сделали хорошо». — «Покорно вас благодарю».

Когда пришел, пришел Мотинька, после Ал. Фед., принес [за] 20–21 октября; газет мальчик снова не принес; просидел до 8 часов. Мотинька просил (он приходил прощаться) проводить его в четверг в 6 час. в почтовой карете; я сказал, что буду и верно посижѵ у Вольфа. Он, мне и теперь показалось, смотрел на меня с любовью, а я ему не отвечаю — что делать, человек ленив, это один из главных его пороков и причина большей части неприятности и горя. После писал Никитенке; после письмо; после вот это, теперь ложусь читать. 12 часов . Завтра у Грефе не буду. Деньги получил и отдал Любиньке, она стала говорить: «За что? я стану теперь считать себя тебе должной». Я, как обыкновенно, промычал, что нет.

26 [октября]. — Встал в 6 часов, прочитал раз Никитенку, это до 9 вышло; после в 10 ч. пошел в университет, — читал Гизо, Историю Франции после 1814 г. Никитенко, когда вошел, спросил Корелкина и Главинского: «Вы будете читать?» — «Нет, — говорят, — Чернышевский». — «Очень хорошо, — сказал он мне, — я хотел тоже ныне говорить о критике. Извольте начинать, или начну я, как угодно». — «Если вам угодно говорить, — сказал я, — то я буду читать после, потому что ныне я верно не успею кончить». — Не знаю, заговорился ли он, или понял меня не так, ^¥то я сказал, что буду лучше читать в следующий уж раз, но читал всю лекцию, и я ничего не читал. Волновался я несколько перед его приходом, думал и теперь несколько думаю, что, может быть, это и оттого, что он не хотел слушать меня, потому что дрянь и скучно и некстати ему показалось тогда же, в первый раз, и так и останется, может быть, недочитанным.

Вечером хотел быть Корелкин, и поэтому я стал ждать его; пришел с Поповым, просидели 1Ѵг часа, в 7 ушли. Я тотчас к В. П., где просидел до 9Ѵ2; играли в карты, я шутил и смеялся относительно Над. Ег., т.-е. то притворялся, что плутую, то что-нибудь другое. Она смеялась этому, но, может быть, также и показалось ей это, наконец, некстати, что *с ней шутят. Вас. Петровичу обещает похлопотать о месте, которое приносит 2 000, брат тех, которые живут у Невского и у которых он раньше давал уроки. Теперь сплю. Куторга отказался подписать Гизо.

.27 [октября]. — Прислугу отвез Ив. Гр. в Калинкину больницу. Был Вас. Петр., говорил, что чувствует, что с ним чахотка. Тотчас у меня зародились мысли: как же это? что будет с Над. Ег.? что буду обязан делать после него я? должен поддерживать ее? как должен? Раньше у меня в этом случае выходило в мысль жениться на ней, теперь нет — разочаровался почти и вижу в ней, конечно, не то, что Любиньку, какое сравнение, а так, только весьма хорошую в сравнении с другими женщину. Это известие мне было неожиданно и горько и как [бы] оглушающе, но сердце теперь у меня не болит, — хоть горько, но голове, а не сердцу, которое не. волнуется, но все-таки это что-то поразительное и приводящее в недоумение, думать, что он умрет. Пришло в голову тотчас просить Срезневского о месте в журнале ему; после вздумалось: пускай кончится то дело раньше, что хотели ему похлопотать о месте письмоводителя, где мало работы, жалованья 2 000 и награды. Жалкая, горькая участь человека, такого как оыі —

Написал о племени сербов Срезневского, тотчас как Вас. Петр, ушел. Утром чувствовал в голове не хорошо и вздумал, не от боли ли это в…

28 [октября]. — Это пишу у Фрецтага. Утром вместо Грефе был в библиотеке, читал 1843 г. «Revue d. d. Mondes» и ничего нового не прочитал. Из университета был у Вольфа, просидел до 5 час., читал несколько «Отеч. записки», прочитал «Illustr. Zeitung*» за 21 окт., там бранят Вену; узнал, что она взята 80. В 5 час. пошел проводить Мотиньку; после пришел Олимп. Мне несколько приятно было, что я увижусь с ним; проводить у меня ровно никакого чувства не было, ровно ничего, ни хорошо, ни худо. После воротился домой, поел хлеба, после чаю уснул, и мне показалось, что так утомился, ч*го не стал писать вчера вечером это (это в первый раз не пишу вечером), а оставил до утра, так и сделал. Какие мысли были вчера, ничего не могу хорошенько сказать, только думал о Вас. Петр, и его чахотке.