Н. Чернышевский - Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 1. Дневники - 1939

XII №, и сказал, что За'леман непременно просил у себя быть. Он надел брюки к сюртуку. Тогда я сказал, чтобы во фраке; ему не хотелось и он взбесился, но Над. Ег. и я настояли. — «Может у него, — сказал он, — этот дурак из Гельсингфорса, с которым он давно хотел меня познакомить; если это так, то дуралей же он». — Я играл самую жалкую роль. Вышли, я ему сказал, он говорит: «Все это вздор, не знаю, с чего и как приходит, пришло в голову Залеману это, — нелепо: как можно, чтоб посланник не нашел человека с дипломом и значением и проч.». И мне тогда показалось, что это в самом деле вздор, а раньше я не думал и верил в возможность. [95] Почва. В самом деле нелепо, и мне стала еще жалче, кажется, моя роль, что принудил, бог знает зачем, идти человека, которому не хотелось идти и оставлять одну Над. Ег. Чтобы отвлечь его от неприятных мыслей о Залемане и себе, и своей глупости, и его положении, я начал говорить насмешливо или желчно о людях. Он слушал и смеялся и поддакивал, а может быть и не слушал. Пришли к Залеману, — он за фортепьянами, поэтому пошли мы к Излеру.

Он ушел, я дождался, пока принесут газеты, которые переменяли, и прочи7ал, что 2 миллиона у Луи Наполеона, едва полмиллиона голосов у Кавеньяка. После к Ханыкову, с которым более всего говорили о возможности и близости у нас революции, и он здесь показался мне умнее меня, показавши мне множество элементов возмущения, напр., раскольники, общинное устройство у удельных крестьян, недовольство большей части служащего класса и проч., так что в самом деле многого я не замечал, или, может быть, не хотел заметить, потому что смотрел с другой точки. Итак, по его словам, эта вещь, конечно, возможна и которой, может быть, недолго дожидаться. Это меня несколько беспокоило, что, как говорит Гумбольдт о землетрясениях, этот твердый неподвижный Boden [95] Почва. , на котором стоял и в непоколебимость которого верил, вдруг, видим мы, волнуется как вода. Просидел до 1 І час. с удовольствием, но не слишком большим и иногда скукою (по временам на несколько минут), взял I том «Положительной философии» Конта и Адскую комедию, которой перевод помещен в «Revue d. d. Mondes) за 1846, потому что следующей части Фурье у него не было. Иду к Славинскому, половина 11-го, в ЗѴг ворочаюсь, потому что в 4 будет Вас. Петр., или во всяком случае хотел быть.

/2-го [декабря ].—%^ень прошел почти без пользы. Утром пошел к Ол. Як. Туда пришел Балбенков, и моя довольно жалкая роль перед ними и потом, главным образом, сравнение с их участью участи Вас. Петр, сделало тяжелое впечатление на меня, так что когда я вместе с Ол. Як. вышел и пошел к Славинскому, я дорогою ругал себя и махал руками. У Славинского говорил больше о том Славинскому, который восхищается слишком мимикой и Фанни Эльслер, что это односторонность жалкая, что ограничивать се-б я мимикой так же унизительно, как играть на фортепьянах одним пальцем вместо десяти, плетью на скрипке вместо смычка, и что если общество принуждает такой род развиваться, то об этом обществе и о тех, кс>го оно принуждает делаться сухими фиглярами, должно жалеть. Ушел в 3 часа, чтоб не проглядеть Вас. Петр., его, однако, не было.

Читал вечером Aug. Comte, «Положительная философия», I том — математическая часть не для меня, почти ничего не понял, а 1-я часть 1-й лекции сначала было довольно понравилась, а теперь, прочитавши две первые лекции, в сильном подозрении, не вздор ли все это, и эти 3 периода и все: может быть, это просто довольно ограниченная голова вздумала подвести под свою математическую систему социальные и исторические и философские науки, — не-знаю, только этого тома больше читать не буду, а попрошу другие томы. Прочитал и Адскую комедию в книжке от 1 окт. 1846 «Revue d. d. Mondes», отчасти оно порядочно, но кажется подражание Фаусту и вздор и риторика, которая вдобавок делается бестолкова от этой узкой драматической формы. И чорт знает» что; и глуп, кажется, довольно символизм этот: чорт знает что. — Не понравилось, но нельзя сказать, чтоб решительно гадко было, а просто дрянь. — Что-то Василий Петрович! Он не приходит. В ожидании его не садился писать Никитенке, как хотел писать, и ныне вздумал рассматривать влияние искусства на развитие человека только с одной точки зрения какой-нибудь, чтоб по крайней мере можно было хоть об одной стороне что-нибудь сказать.

13- го [декабря], 11 [час.]. — Пришел из университета (там был Кочубей), заходил к Вольфу; в 5 часов у Ив. Гр. был канцелярист, с которым читал он корректуру записки напечатанной. Это меня взбесило, что нельзя писать Никитенке, хотел было писать. Любинька ушла и села в темной комнате, это меця еще более взбесило, я ушел к Ал. Фед. и Ол. Як. У Олимпа просидел до 8, Ал. Фед-чу отнес «Debats», его не было дома. Воротился, думал, что уже ушел и тихо, — нет, просидел до этого времени, до 11. Я писал письмо, спал, прочитал VII лекцию 2-го курса Гизо de colc-піз и ужасно был взбеціен на себя, что не мог предвидеть или предупредить этого, — теперь время проходит без всякой пользы, решительно без возможности заниматься, — дурак, подлец. Давно не был так взбешен, ужасно было досадно, все ворчал и не стал ужинать. Еще более взбесило, что когда уходил, приходил Корел-кин и не застал меня, это еще более взбесило.

14- го [декабря]. (Писал утром в 8 часов 15-го.) — Вышел, как напился чаю, к Изле?ру, где выпил кофе, и к Никитенке — в самое время. Сказал Корелкину, который спрашивал, что написал и забыл дома. Никитенке, когда тот пришел, начал было говорить, что кто писал, не пришел, и хотелось сказать, что что-нибудь прочитаю. Он того ждал, что не будут читать, и начал говорить о критике, приводя в пример Державина.

После университета пригласил к себе Корелкина, который пришел в 6 часов, просидел до 8 ; после пошли вместе к Излеру, где он повел меня в отдельную половину, куда я хотел уже раньше идти, думал посмотреть на шахматы там, — там читал «Allgemei -ne Zeitung» 104и проч., выпили по чашке кофе, Корелкин курил трубку. Деньги были только у меня, у него не было, поэтому я и отдал, да раньше 20 к. сер., итак в один день 65 к. Пришло в голову, что ведь Вас. Петр., кажется, говорил, что хорошо играет на бильярде, так нельзя ли этому быть источником денег? Пришло стремление узнать, что с ним делается, и ныне после обеда непременно буду у него, тем более, что может быть (хотя едва ли) получу от Ворониных деньги. Когда получу, — 3 р. сер. на калоши, которые делает Фриц (приходил и взял для этого сапоги без меня, дней 5), другие ему.

Ив. Гр. просидел до 8 час. в. Сенате, дожидаясь напечатания записки, которой корректуру читал вчера, и мне стало его жаль, как бывает жаль себя, что утомился, а еще более, когда он просидел всю ночь теперь за письмом, потому что, не думая, что выйдет в 5 час., обещался к ныне составить краткую записку; человек трудится до утомления, и тогда мне нельзя нс принимать в нем участия, хотя он мне и не нравится. У Излера читал «Presse», Шатобриана., за субботу и воскресенье (16 и 17 декабря), где говорит он о своей любйи к Miss Ives — прекрасно, прекрасно и решительно в моем духе; хотя как-то мысли, которые напечатаны в 4-м или 5 столбце первой страницы, показались несколько ограниченными и несколько расстроили мое расположение, но после снова решительно понравилось оно: как трогательно это свидание через 20 лет, когда оба волнуются, и раньше какая нежность, а в воскресном номере (то в субботу) в первых столбцах, 3-м или 4-м, он объясняет это событие и говорит о своем характере: не откровенный, какой-то сжимающийся, ничего про себя не говорящий, потому что знает, какую скуку наводит это на других, когда говорит человек о себе, поэтому никто, — говорит, — никогда не знал меня — и, конечно, самые короткие друзья мои гораздо более узнают и меня, и обо мн. е из этих записок, чем знали до сих пор. Это решительно как бы я, решительно как бы я (я и раньше замечал в себе много его характера, весьма много сходства, конечно, такое сходство по качеству, а не по количеству, какое есть между шаром в вершок в поперечнике и солнечным шаром, но все-таки они подходят под один разряд).