Юрий Щеглов - Еврейский камень, или собачья жизнь Эренбурга

Эренбург, как исторически мыслящий писатель, надеющийся, что его правильно поймут и прочтут внимательно, ставит акцент на мужестве тех, кто в безнадежной достаточно ситуации с упорством и отвагой Коловрата утверждал: «Ни шагу назад!» и умирал с такой клятвой на устах, потому что основная масса откатывалась безоглядно. Тексты Эренбурга военной поры приходится читать пристально. В них многое отсутствует, но присутствует только правда. Для советской печатной продукции — редчайший феномен.

«Они тогда не знали, что немцев можно гнать», — продолжает Эренбург. Полукрамольные слова точно отражали моральный дух РККА и слухи о мощи гитлеровского вермахта, которыми были охвачены войска. Даже Георгий Жуков и не помышлял о наступлении. Он всецело сосредоточился на обороне. Болтовней о массированных контрударах и наступлении занимались генералы типа Горлова из пьесы Александра Корнейчука «Фронт», несправедливо ошельмованной многими, в том числе и Василием Гроссманом. А между тем циркулировали после войны — правда, неподтвержденные — сведения, что в одном из киевских театров «Фронт» был показан. Во время оккупации в столице Украины работало много зрелищных предприятий, и среди них — городской Украинский драматический театр имени Тараса Шевченко в помещении Народного дома у Лукьяновского рынка, Музыкально-драматический театр имени Затиркевич-Карпинской — он действовал в помещении нынешнего Театры оперетты, в самом центре, где теперь располагается Русский драматический театр имени Леси Украинки, — давал спектакли Драматический театр имени Садовского, пользовался успехом Украинский театр комедии, на афишах которого значилось, что это — театр Отдела пропаганды, свою жатву собирали русскоязычный Театр оперетты, который в числе композиторов обратился к Римскому-Корсакову. Высокой посещаемостью отличался театр малых форм — Кляйнкунсттеатр. Наконец, аншлаги собирала киевская Большая опера. В ее репертуар входили «Пиковая дама» Чайковского, «Русалка» Даргомыжского, «Ночь перед Рождеством» Римского-Корсакова, «Лебединое озеро» Чайковского, причем Одетту-Одилию танцевала не кто-нибудь, а сама Сольская — балерина мирового класса. Театр-студия «Гроно» ставил водевиль Каратыгина и «Свадебное путешествие» Дыховичного и Слободского на русском языке. Последнее сейчас воспринимается в качестве курьеза! И не только потому, что авторы — евреи.

Печатных данных о постановке «Фронта» нет, но пьеса носила столь разоблачительный характер, что вполне можно допустить появление спектакля на оккупационной сцене. Во Львове — центре театральной жизни на Украине — шел с успехом «Ревизор», в Мариуполе — чеховский «Медведь», в Николаеве — «Гроза» и «Лес» Островского…

Какая-то часть репертуара была рассчитана на русского зрителя. Почему в столь необычный обстоятельствах какой-либо театр в Киеве не мог получить разрешение на постановку «Фронта»?

Украинское театральное искусство времен оккупации — это terra incognita. Оно ждет своих первопроходцев, хотя движение уже началось. Подтверждением столь странных для советского человека обстоятельств служит доказательство от противного. В столице рейхскомиссариата «Украина», где находилась резиденция Эриха Коха и надзор гестапо был более плотным, никакие эксперименты не допускались — в городском драматическом театре признавали исключительно национальных авторов. Единственной иноязычной пьесой была шиллеровская «Коварство и любовь». На афишах значилось «Iнтрига та кохання». Рейхскомиссар театр не посещал. Иногда для него устраивались концерты.

«Теперь каждый боец должен понять, что перед ним — битый фриц, — продолжает Эренбург. — Этот фриц храбрый, пока ему не дают по зубам. Но этот фриц умеет убегать, как заяц. Если ему дать поблажку, он сожрет весь мир, истопчет землю от края до края. Если его осадить, он сначала остановится, а потом побежит. Боец Юга, стой, и ты остановишь немца. Стой, и от тебя отступит смерть. Товарищу скажи: „Стой!“ Другу скажи: „Не уйдем!“ Родине ответь: „Я здесь — на посту!“ Бей немца! Немец, убитый на правом берегу Дона, не перейдет на левый берег. Немец, утопленный в Дону, не полезет на Кубань. Бей, как можешь и где можешь!»

Последняя фраза есть не что иное, как завуалированное признание неблагополучия с вооружением и командованием. Нельзя представить, чтобы немецкие пропагандисты обращались к своим солдатам на территории России с подобным призывом.

«Стой и бей! — пишет Эренбург. — Бей и стой!» Таков его ответ на приказ за № 227.

Вдумываясь в речи зека, я впервые понял, что война Эренбургом отражалась далеко не полно, односторонне и достаточно робко. Сталин считал, что иного пути нет. «Фронт» Александра Корнейчука был вершиной критического отношения к происходящему в армии. Драматург не прошел и мимо журналистов. Один из них носит фамилию Крикун. Но Эренбург, конечно, «Крикуном» не был. Статьи его энергичны, очень часто обладают несомненными художественными достоинствами. Но главное их качество, спасающее от устаревания материала и его оформления, — в их историчности, и это в первую очередь касается цитирования захваченных немецких документов. Из фрагментов дневников, писем и донесений он конструировал прочную и нелживую реальность, вызывающую зоологическое отвращение к нацизму и его носителям. Он умел показать их изнутри, в действии, в отношении к противнику и населению. И не плакатно, не только агитационно, а по существу. Однако нам этого теперь недостаточно. Мы хотим уяснить, каким образом и вследствие каких причин немцы оказались на берегах Дона и Волги, под Ленинградом и у стен Москвы. Мы хотим продраться сквозь вязь слов, мы хотим уловить хотя бы намек, какое-нибудь важное свидетельство. Однако и в скрытой форме Эренбург не дает ответа на прямо поставленный вопрос. Понятно, что без санкции Сталина он не отважился бы на решительную откровенность. «Фронт» — заказная вещь, и заказал ее Корнейчуку Сталин, хотя кое-какие заметки и наблюдения драматург сделал еще в сентябре 41-го года, когда побывал в штабе Юго-Западного направления, расположившемся в двадцати километрах от Полтавы в доме отдыха обкома партии, откуда пытались управлять войсками, пока было чем управлять. После приезда маршала Семена Тимошенко управлять уже было нечем. Юго-Западный фронт рухнул, командующий генерал-полковник Кирпонос погиб в Шумейковом гаю, а Хрущев с Тимошенко бежали в Харьков и по приказу вождя стали формировать Юго-Западный фронт.

Разумеется, требовать от Эренбурга полной правды в тогдашней обстановке — безумие. Но не безумие ли призывать человека, вооруженного трехлинейкой, идти против хорошо обученного солдата со «шмайссером», идти против танка и самоходки с «лимонкой»?