Ольга Палатникова - Сергей Бондарчук. Его война и мир

Хорошо помню долгий наш разговор об искусстве как об удвоении духа в сознании, о Толстом, о Христе, фильмы о котором стали появляться в разных странах. Ибо история Христа – самый лучший из всех сюжетов о современности. Мы говорили о том, что люди распяли Христа, ибо не доросли до его философии братства, до его нравственных законов, до его заповедей, до образа его жизни. Распяли собственную совесть – и после распятия великого проповедника земной мир ускорил своё движение от плохого к худшему. Но тут же помню и фразы Бондарчука: «Русское искусство есть и пребудет вовек. Оно не имеет право смиренно-мудро ходить по жизни».

Портреты современников, деятелей литературы и искусства, цикл «Солдатские матери», пейзажная живопись.

С Сергеем Фёдоровичем Бондарчуком меня познакомил Вячеслав Овчинников – с моей точки зрения, один из самых талантливых композиторов нашего времени, истинный наследник традиций великой русской классической музыки. «Война и мир», «Они сражались за Родину», «Степь», «Борис Годунов» – в этих выдающихся картинах звучит потрясающая музыка Овчинникова. Знаю точно, как высоко ценил Сергей Фёдорович его талант. Вот Слава на правах любимчика и привёл меня в гости к Бондарчукам в день рождения Сергея Фёдоровича.

Спустя какое-то время Сергей Фёдорович заглянул ко мне в мастерскую. Ходил, рассматривал мои работы и рассказал, что недавно в Италии посетил выставку современных западноевропейских художников.

– Там уже абстракцией никто не занимается, – как мне показалось, с воодушевлением поведал Бондарчук и утвердил: – Никто!

Я, помнится, добавил:

– Абстракция уже всем надоела.

– Да. Надоела.

Сейчас уже не вспомню, на какой из моих картин задержался его взгляд, но никогда не забуду, как он улыбнулся, вздохнул полной грудью:

– Как же всё-таки прекрасно реалистическое искусство!

Почему-то захотелось обратить его внимание на мою работу 1975 года «Смоленский пастух».

– О! Это классика. Прекрасно. – Сдержанно сказал и доброжелательно.

Я был счастлив и показал только что законченный портрет старой деревенской женщины.

– У неё очень тяжелая жизнь, Сергей Федорович, я назвал картину «Судьба».

Он долго смотрел на эту бабушку, опустившую лицо на натруженные руки, и услышал я лишь печально-раздумчивое: «Гмм…».

Мы договорились, что я напишу его портрет. Этот период моей работы отражён замечательным режиссёром-документалистом Борисом Карповым (светлая ему память) в фильме «Достучаться до сердец людей». Позируя мне, Сергей Фёдорович говорил о сходстве актёрского портрета в кино (то есть, вероятно, крупного плана актёра) и портрета живописного, и что к изображению лица актёра на экране он предъявляет те же требования, что и художник-портретист. Конечно, я не смогу воспроизвести те суждения Бондарчука в точности (много лет прошло) но за смысл ручаюсь:

– Когда такой художник, как Рембрандт, пишет портрет, – размышлял Сергей Фёдорович, – он с гордостью осознаёт, что его произведение будет жить во времени. Значит, это не застывшее лицо, а бесконечное продолжение жизни человеческой. Так же и в кино: в портрете человека на экране режиссёр с актёром должны высветить характер, отобразить мир души. То есть воплотить образ человека так, чтобы и через много лет на него смотрели с таким же пристальным интересом, с каким мы вглядываемся в людей, запечатлённых на портретах великих живописцев.

Я думаю, что экранные портреты, созданные актёром Сергеем Бондарчуком в «Тарасе Шевченко», «Судьбе человека», «Войне и мире» – вечны. И относительно творчества живописца прав был Сергей Фёдорович. Тысячу раз прав! Мне от якобы художников неоднократно приходилось слышать: «А я так вижу». Изуродует человека и заявляет: «Так вижу»! Наверняка, глядя на «труды» таких «мастеров», у которых вместо портрета на холсте три крючочка и две запятые, про людей, живших в наше время, потомки ничего хорошего не подумают. Художник должен бережно относиться к натуре, которую пишет. С любовью.

Когда я писал его портрет, начинались съёмки «Бориса Годунова», и Сергей Фёдорович, наверное, жил образом главного героя. Я считаю, что трагедию царя Бориса он сыграл прежде всего глазами своими. Глубина в его глазах бездонная. А ведь глаза выражают внутреннее состояние души.

Смотреть завершённый портрет Сергей Фёдорович пришел вместе с Ириной Константиновной и дочерью Алёной. «Думы мои, думы», – прочитал он нараспев, разглядывая своё изображение. Потом говорил, что нет в этом портрете никакого штукарства, что всё согласовано, подчинено единой цели – выявить дух человеческий. И опять свернул на заветную тему: «Так и для актёра главная задача – проникнуть в жизнь человеческого духа». Ещё мне запомнилась реакция Ирины Константиновны. Сергей Фёдорович сидел перед своим портретом в кресле, а она стояла у него за спиной, положив руки ему на плечи, и тихо восклицала: «Очень интересно!» Взволнованная, счастливая, она не скрывала чувств, не скрывала, что любуется мужем.

Портрет Сергея Бондарчука экспонировался на очень мне памятной моей выставке на Кузнецком мосту зимой 1983/84 года. Потом семья Бондарчуков приобрела у меня портрет. Он и сейчас висит у них дома.

Двор их дома выходил на улицу Неждановой. Вскоре на эту улицу переехал и я. Сергей Фёдорович любил пешие прогулки в наших окрестностях. Я тоже сторонник активной ходьбы. Мы подолгу бродили по нашей немноголюдной, патриархальной улице и вели серьёзные, откровенные беседы. Опустели без Сергея Фёдоровича эти уголочки старой Москвы, осиротели. А улицу, названную в честь великой певицы Антонины Васильевны Неждановой, улицу, помнившую шаги многих знаменитых деятелей русской, советской культуры, теперь переименовали в Брюсов переулок…

Потом началась перестройка. Настроение у Сергея Фёдоровича стало резко портиться. Он делился со мной своими тревогами, очень беспокоился, что кинематограф может утратить моральную опору, говорил, что на экран полезло какое-то недостойное штукарство. Он чувствовал, что на него началась охота, что его преследуют все эти, почувствовавшие вдруг силу, фигляры от искусства. Затем состоялся съезд кинематографистов, где на него стали навешивать оскорбительные ярлыки, а у него звание было только одно: он истинный Народный артист СССР. Свидетельствую: Сергей Фёдорович Бондарчук очень гордился этим званием и очень дорожил таким всенародным признанием. Насколько я знаю, единственным на том съезде совестливым художником оказался Никита Михалков. Талантливый, любимый зрителями актёр и режиссёр, он понимал значение Бондарчука в нашей культуре и поднял свой голос в его защиту. Это выступление делает Никите великую честь.