Виктор Капитанчук - Воспоминания

В последующие несколько лет мы с Феликсом занимаемся тем, что он в след за русскими софиологами о. Павлом Флоренским, о. Сергием Булгаковым и другими назвал «софиологией». Сюда входила и критический разбор предыдущих софиологических систем, и развитие представления о мире как отражении Премудрости Божией. Главную методологическую роль в этом представлении играло понятие о шести доминантах, о шестиконечной звезде как первообразе тварного мира. Феликс в основном толковал Апокалипсис и определял доминанты различных тварных реалий, я написал статью «Онтологическая проблема в русской софиологии» и пытался найти догматическое обоснование звезде как первообразу тварных образов. Сам по себе мистический опыт Феликса, значивший для него так много, меня, конечно, ещё не убеждал в доброкачественности как самого опыта, так и его содержания. Достаточно убедительного догматического обоснования звезды в православном богословии я найти не мог.

Расстались мы с Феликсом ещё до того, как у меня чётко сформировалось возражение против его учения о звезде. Но причиной нашего расхождения было по сути всё то же.

В 1975 году Феликс снимал дачу в Репихово под Москвой. В этих местах, недалеко от Радонежа, мы уже несколько лет снимали дачи, и часто к нам приезжали наши друзья и единомышленники. Здесь было много замечательных встреч и прогулок по местам преподобного Сергия. Много можно было бы об этом рассказать, но сейчас не будем отвлекаться от главной темы: от истории появления иконологии. В1975 году Феликс вдруг затворился на несколько недель и перестал кого-либо принимать. Он писал книгу, которую назвал потом «Июльский дневник». Название было навеяно книгой стихов Вячеслава Иванова «Римский дневник». Вячеслава Иванова Феликс очень к этому времени любил и почитал чуть ли ни как пророка. Вообще писал Феликс довольно мало. Графоманом он явно не был. Он предпочитал живое общение. А тут у него вдруг стало писаться. Он говорил, что находится под воздействием «благодатного потока». Книга была написана, и настал момент, чтобы передать её нам для прочтения и обсуждения. Феликс чувствовал себя именинником.

С первых же страниц я увидел, что Феликс вступает в противоречие с церковной традицией. Он утверждал, что дух, душа и тело в человеке являются отображениями Св. Троицы, имея своим первообразом три аспекта божественной энергии. Получалось, что дух душа и тело в человеке равночестны. Здесь было явное противоречие учению Церкви о том, что дух выше тела. Св. Григорий Богослов, например, писал о том, что духовная природа ближе к божественной, чем материальная. Св. Григорий Палама говорил, что душа управляет телом, как Бог управляет тварным миром. Да и весь аскетический опыт церкви противоречил такому утверждению. Дух и тело составляют некую онтологическую вертикаль, иконически отображающую отношения Бога и твари. И это – учение Церкви. Эту-то вот онтологическую вертикаль Феликс, к сожалению чувствовал плохо. Потому-то и увидел он в послании св. Иоанна Богослова «шестерицу», не разглядев онтологическую пропасть между бытием божественным и бытием тварным. На один уровень бытия были сведены в его представлении о «звезде» Бог и тварь, а в самой твари – дух, душа и тело. В этом проявилось какое-то нечувствие Феликсом онтологической вертикали, несводимость иерархически различных природ в одну плоскость.

Конечно согласиться с таким утверждением я не мог. Вместо ожидаемого одобрения и даже восхищения Феликс встретил критику. Это было для него неожиданным ударом. Эйфория кончилась. Но с критикой он не согласился. Феликс объявил, что я и наш общий друг, вставший на мою же позицию, находимся в «плохом духовном состоянии», раз не принимаем того, что сам он считал плодом воздействия на него особой благодати. Дальнейшая совместная работа стала невозможной, и мы расстались. В этом не было совершенно ничего личного, расхождение было исключительно по догматическим вопросам, но дальнейшего общения уже не получалось, поскольку основанием нашего общения было, конечно, идейное единомыслие. При его утрате, бытовое приятельство было невозможным. Да это и правильно.

Дальше происходят странные вещи. Через какое-то время Феликс пишет «Теологический манифест». Работа по существу слабая и где-то удивительно дилетантская. В ней Феликс пытается дать христианское обоснование коммунизма. Дело не новое, но он обнаруживает полное незнание критики подобных попыток, делавшихся до него. Во всяком случае, в его работе совершенно нет никаких указаний на осведомлённость, что он тут не первый. Самое же странное и удивительное в том, что работа написана в духе того богословского модернизма, против которого он же сам выступал не так давно. Я написал критическую статью по поводу его идей в «Теологическом манифесте», которая называлась «О хлебе небесном и закваске фарисейской». Тогда, конечно, нигде все эти статьи опубликованы быть не могли. Но Феликс послал всё же свою работу в Издательство Московской Патриархии, вероятно полагая, что властям должно понравиться богословское оправдание и освящение коммунистической идеи и что статью могут напечатать. В дальнейшем, Феликс надеялся на христианизацию коммунистической власти, чему и должно было послужить его богословие. Этой его утопии, как и всем утопиям, осуществиться было не дано.

Меня же в это время понесло в противоположную крайность. Вместе с о. Глебом Якуниным, также разошедшимся с Феликсом, я занялся диссидентской правозащитной деятельностью.

Когда же этот период для меня закончился, я снова вернулся к тому, что было мне более свойственно: к рассмотрению мира как отображению высших божественных Первообразов. Эта мысль, о том, что образы мира – отображение божественных первообразов – святоотеческая, но я узнал о ней от Феликса, за что буду ему всегда благодарен.

Вскоре я совершенно отказался от идеи о том, что звезда – первообраз тварных образов. В процессе работы и изучения святоотеческого богословия для меня стали совершенно ясными два основных положения.

1. Все образы и структуры тварного мира являются отображениями двух высших божественных Первообразов: Св. Троицы и Богочеловека. Эта мысль неоднократно высказана в творениях великих Святых Отцов.

2. Среди образов и структур тварного мира могут быть не только верные отображения Первообразов, их истинные иконы, но и отображения искажённые, подобно тому как в сознании человеческом могут быть не только догматы, истинно отображающие божественные истины о Св. Троице и Богочеловеке, но и ереси. Есть соответствие между отображением Первообразов в догматическом учении и в образах тварного мира. Это даёт возможность, сопоставляя образы и структуры тварного мира с православным учением, судить о духовной окачественности тварных реалий.