Анри Барбюс - Сталин

Сталин, которого Троцкий и Зиновьев язвительно упрекали в «национальной ограниченности», не перестает повторять, что «развитие и поддержка революции в других странах является существенной задачей победившей революции». Он даже утверждает, что, оставаясь политически изолированным, СССР не может считаться «самодовлеющей величиной». Но между переходным и временным есть некоторая разница. И Сталин упорно доказывает, что строительство социализма в одной стране обеспечивает реальную поддержку общему развитию мировой революции. Он говорит о том, какое неотвратимое, грозное, поражающее воздействие оказывают советские достижения на внутреннее состояние буржуазных государств и на усиление секций Коммунистического Интернационала в капиталистических странах.

«Неправы поэтому, — говорит автор «Вопросов ленинизма», — не только те, которые, забывая о международном характере Октябрьской революции, объявляют победу революции в одной стране чисто национальным и только национальным явлением. Неправы также и те, которые, помня о международном характере Октябрьской революции, склонны рассматривать эту революцию как нечто пассивное, призванное лишь принять поддержку извне». Неверно будет думать, что одно из этих условий зависит от другого: оба они зависят друг от друга.

Что касается разговоров о барьерах, о китайской стене, то Сталин и здесь ставит проблему на твердую почву и намечает необходимые вехи.

Вы говорите о зависимости от иностранного капитализма? Что ж, разберемся … Сталин вносит ясность: «Тов. Троцкий говорил в своей речи, что „в действительности мы все время будем находиться под контролеммирового хозяйства“ … Верно ли это? Нет, неверно. Это — мечта капиталистических акул, которая никогда не будет проведена в жизнь». И Сталин устанавливает, что этого якобы «контроля» нет: финансового контроля нет ни над советскими национализированными банками, ни над промышленностью и внешней торговлей, равным образом национализированными. Политического контроля тоже нет. Таким образом, контроль этот не осуществляется ни в одном из тех реальных значений, какие может иметь слово «контроль». Все эти люди просто пугают призраком контроля. А с другой стороны, расширять сношения с капиталистическим миром — не значит становиться в зависимость от него.

Мануильский (1926) подчеркивает ошибочность «закона наследственности», который Троцкий пытается использовать в своих целях, указывая на царскую экономику. Старая Россия действительно находилась в зависимости от мирового капитала, ибо капиталистическая экономика России была неотъемлемой частью мирового капиталистического хозяйства. Революционная же Россия, поскольку она исходит из совершенно иных принципов, отличающих ее от других стран, находится в другом положении.

Наконец, Сталин решительно подчеркивает необходимость доказать рабочим капиталистических стран, что пролетариат может обойтись без буржуазии, может без нее построить новое общество.

… С тех пор ход событий превратил мечты в действительность, мы приобрели опыт; нам легко быть решительными. И все же дискуссия эта кажется нам несколько странной даже для своего времени: русская революция явно была не в силах немедленно вызвать пролетарскую революцию в других странах мира, — какой же еще был у нее выход, если не строить всеми силами социализм в той единственной стране, которая была у нее в руках? А что еще было делать? Забросить этот завоеванный участок и предаться мечтам о предстоящем завоевании остального? Нелепое измышление реформистских умишек! Да и как отрицать огромную силу примера, притягательную силу социализма, прочно утвердившегося в одной шестой части света! Стоит немного подумать над этим великим и волнующим вопросом, и мы увидим, что существование социалистического государства есть огромный фактор, содействующий всемирной пролетарской победе — именно потому, что революция в высокоразвитых и жестоко ограбленных капитализмом странах связана с особыми трудностями, вытекающими из иностранного контроля. И все же надо было верить, что возможно создать подобный великий резервуар революционной энергии, надо было иметь достаточно широкий кругозор, чтобы разглядеть и понять будущее.

В этой борьбе, так глубоко захватившей советских коммунистов, — два трезвых реалиста движутся словно среди теней. Перед Лениным и Сталиным — толпа беспочвенных противников, сбившихся с пути в результате отсутствия уверенности, отсутствия смелости и, как выразился один из бывших оппозиционеров, в результате «маловерия», — противников, которые решались всерьез упрекать Ленина и Сталина в том, что они не хотят впрягать лошадь позади телеги.

Здесь Сталин и Троцкий действительно выступают как антиподы. Эти два характера находятся на противоположных полюсах современности. Сталин целиком опирается на разум, на практический смысл. Он вооружен непогрешимым и неумолимым методом. Он знает. Он до конца понимает ленинизм, ведущую роль рабочего класса, ведущую роль партии. Он не старается стать выше других, у него нет желания казаться оригинальным. Он только стремится сделать все, что можно сделать. Он не гонится за словами, он человек действия. Когда он говорит, он ищет лишь сочетания простоты и ясности. Подобно Ленину, он бьет в одну точку. Он любит задавать вопросы (таким образом, прощупывается аудитория) и, подобно великому античному оратору; щедро пользуется подчеркиванием нужных слов. Его уменье выставлять на свет слабые и сильные пункты — изумительно. Он, как никто, умеет вскрывать реформистскую угодливость, оппортунистическую контрабанду. «Как бы ни маскировался оппортунизм, — говорит Радек, — какими цветистыми оболочками он ни прикрывал бы свое мизерное тело, Сталин умеет через эту оболочку разглядеть оппортунистическую действительность и дать ей беспощадный бой». (Ты называешь себя защитником генеральной линии, а на самом деле ты — правый оппортунист, прикидывающийся леваком!)

Повторяем, этот основной вопрос о строительстве социализма в одной стране достаточно показателен для позиций, занятых главными героями советской эпопеи в целом ряде идеологических и политических поединков, разыгравшихся между ними с первых же шагов строительства СССР. Здесь выясняется, почему оборона-наступление Сталина, решившего взяться за Троцкого, которого (особенно после смерти Ленина.) кое-кто считал табу, — «очистила и омолодила партию, освободив ее от охвостья II Интернационала». Борьба против троцкизма есть борьба против бестолкового, мелочного, трусливого и — надо уже говорить до конца — контрреволюционного духа мелкой буржуазии внутри партии.