Иван Стрельбицкий - Штурм

У стены, на койке, лежал человек с плотно забинтованной головой, причем его руки были связаны марлей.

— Зачем так? — не без удивления спросил кто-то из моих спутников.

— А что с ним делать, если он третий раз срывает повязки? Оттого и раны не заживают.

— В чем же дело?

— У Оскара Осадчего повреждены оба глаза, челюсть и череп, — поведала нам Тамара Тихоновна. — Обычно с такими повреждениями люди редко выживают. А мы решили во что бы то ни стало спасти человека. Срочно сделали переливание крови, а затем и операцию. Казалось, все идет хорошо. А Осадчий захандрил: кому, мол, я нужен такой, без глаз.

Настойчивость медицинских работников, душевная забота врача Т. Т. Егоровой не пропали даром: Оскар поправился, ожил духом. Слепой, он нашел место в жизни.

Поздно вечером мы с начальником артиллерийского снабжения инженер-полковником М. М. Печеновым выезжаем в армейский тыл, чтобы на месте разобраться с подвозом и накоплением боеприпасов.

Мягко освежает лицо теплый ветерок. Издали со стороны Севастополя доносятся раскаты взрывов. Женский авиационный полк ночных бомбардировщиков бомбит укрепления неприятеля в северной части города.

Завывая, прошли немецкие бомбардировщики. Через несколько минут впереди раздались частые, как бы догоняющие друг друга разрывы бомб. В узкой долине мы наткнулись на «пробку» из автомашин. Попытались объехать — не удалось. Напротив застыла встречная колонна с боеприпасами.

— Вот они, хваленые регулировщицы! — кричит мне, высунувшись из своего «виллиса», Печенов. — Когда они нужны, их и нет.

Из темноты появляется маленькая фигурка в зимней ушанке, в огромной, не по росту, шинели с закатанными по локоть рукавами.

— Как это нет, а я на что?

Серьезный, даже грубоватый тон, а сама маленькая, щуплая.

— Почему на дороге порядка нет? — строго спрашиваю девушку.

— Не знаю, впереди старшая порядок наводит.

Минуя колонну, мы подошли к головной машине, осветив ее фонариком. Регулировщица — высокая полная женщина, с лицом красивым и властным — рванула дверцу кабины «студебеккера». Всмотревшись внутрь, крикнула:

— Ты чего спишь, лодырь? «Пробку» сделал! А ну, двигай!

— Отстань, — прохрипел сонный шофер.

Регулировщица, недолго думая, схватила водителя за шиворот и швырнула на землю. Тот оторопело вскочил, стал возмущаться:

— Как ты со мной обращаешься?! Я — гвардии сержант!

— А я — гвардии ефрейтор. Номер твоей машины записала и доложу по команде. Будешь знать, как нарушать движение.

Водитель сообразил, что дело принимает плохой оборот.

— Прости, ефрейтор. Третьи сутки без отдыха. Вожу боеприпасы.

— И все же спать за рулем нельзя, — вмешался я.

— Виноват, товарищ генерал.

Регулировщица наконец заметила нас, лихо отрапортовала:

— За время моего дежурства на дороге ничего не случилось. — Доложив, замялась и тихо добавила: — За исключением вот этой сонной раззявы… Поживей, поживей трогай! — прикрикнула она на шофера.

Тот вскочил в кабину, дал газ, и машина рванулась вперед. Колонна тронулась.

Когда приехали на место, навстречу вышел, прихрамывая, начальник отделения склада инженер-подполковник Ф. Я. Поляхов. Ему лет тридцать пять. Человек бывалый. В 1941 году он добровольно вступил в армию. Был тяжело ранен. Мог уйти с фронта в запас, но категорически отказался.

Поляков повел нас в конец большого фруктового сада. Радовал образцовый порядок. Площадь старого сада изрыта глубокими котлованами.

В другом конце сада артиллерийские ремонтные мастерские. В просторном дворе стояло десятка два орудий. Задержались около одной исковерканной пушки. По разрушенным противооткатным устройствам, по разбитому щитовому прикрытию нетрудно было догадаться: мало кто уцелел из шести-семи бойцов этого расчета, когда они тащили пушку вручную или вели огонь.

Начальник мастерских инженер-майор С. А. Буденный доложил, что эти, казалось, совершенно негодные орудия будут восстановлены и отправлены в части.

Небольшой коллектив мастерских был занят важным делом. Часто солдаты-мастера во главе с офицером выезжали в дивизии и на месте ремонтировали орудия.

— Молодцы, они хорошо работают! — с удовлетворением отозвался Печенов. — Сейчас большой спрос на шомполы: растеряли их в боях. Надо срочно изготовить и дать в дивизии пятнадцать тысяч. И что же вы думаете? Солдаты Буденного использовали обрывки телеграфных проводов, что валяются везде без пользы. Через пять-шесть дней заказ будет выполнен!

Смотрю я на хлопотливого инженер-майора Буденного, молчаливого инженер-подполковника Поляхова, вспоминаю героя-артиллериста лейтенанта Двигуна и с гордостью думаю: «Вот они, наши советские люди. Скромные, но отважные, преданные своему делу. Когда их позвали Родина и партия громить врага, они поднялись по всей нашей необъятной стране».

Встреча с начальником тыла генерал-майором Н. М. Яновским лишний раз показала, как много и самоотверженно работают люди второго эшелона. Сам Николай Митрофанович — старый член партии, участник трех войн, бывший командир стрелкового полка. На эту работу он пришел после тяжелого ранения, когда уже не мог оставаться в строю.

Рабочая комната начальника тыла во время подготовки к наступлению — место беспокойное. Бесчисленные звонки, настойчивые просьбы.

И надо отдать должное невозмутимому хладнокровию и выдержке генерала Яновского, руководителя тылового хозяйства: он умело руководит этим сложным участком.

— Я развернул в Саки хирургические госпитали на две с половиной тысячи коек. Нет топлива, все, что было на курорте, оккупанты сожгли. Подвезите, — просит начальник медико-санитарной службы армии подполковник Даниил Кириллович Васюта.

— Ладно, подвезем. Дадим десять машин. Больше не могу, — отвечает Яновский.

— Спасибо и на этом, — говорит полковник, хотя по всему видно: энергичный и заботливый начсанарм готов забрать для своего хозяйства весь автомобильный батальон.

Среди работников тыла было немало таких хороших офицеров. Хочется с душевной теплотой вспомнить полковника М. И. Князева, подполковника С. И. Станишевского, капитана А. Д. Мирзоянца. Они, как и многие другие, трудились честно, внося свой скромный вклад в дело победы над врагом.

К утру 25 апреля 13-й гвардейский стрелковый корпус прибыл в долину Качи и расположился в десяти — двенадцати километрах от переднего края немецкой обороны. К этому времени 2-я гвардейская армия в составе трех корпусов и артиллерийской дивизии сосредоточилась для штурма северной стороны Севастополя.

Бои за расширение плацдарма в районах Бельбека и Мекензиевых гор, проводившиеся 54-м и 55-м стрелковыми корпусами во второй половине апреля, вскрыли огневую систему обороны врага. Особое внимание гитлеровцы уделяли этим горам, по-видимому считая, что только здесь возможен наш главный удар. Тут не было ни одного метра, не простреливаемого двумя-тремя пулеметами из дотов и каменно-земляных огневых точек.