Георгий Ипполитов - Деникин

Красная Армия захватила стратегическую инициативу и прочно удерживала ее. Положение белых критическое. Антон Иванович это признает в письме к жене от 31 октября 1919 года:

«Положение нелегкое и на внешнем и на внутреннем фронте — мы выдыхаемся несомненно…»

Но он предпринимает отчаянные попытки поправить его.

2 ноября 1919 года в Харькове в штабе Добровольческой армии главком ВСЮР собирает совещание. Он приказывает Май-Маевскому доложить обстановку: что с армией, почему она так неудержимо бежит? Где резервы?

Май-Маевский заявляет, что в оперативном отделении нет карты, она на вокзале. Там, по предположению штаба, должно было состояться совещание. Более часа совещание поджидает нарочного с картой. Это производит тягостное впечатление.

Доклад Май-Маевского, к смятению слушателей, вдруг обнаруживает, как поверхностно штаб армии знает обстановку. Из бессвязного доклада ясно только одно: фронт прорван, белые части откатываются, но где, какие — неизвестно. Резервов нет. Отправлено последнее пополнение — восемьсот штыков. Это катастрофа!

Несколько позже, в приватной беседе, генерал Май-Маевский скажет генералу Врангелю:

— Я считаю положение тяжелым и безвыходным. Причин много, объяснять я не буду.

Май-Маевский отстранен от должности и вызван в ставку, в Таганрог. Обратимся к воспоминаниям адъютанта его превосходительства, а по совместительству советскому разведчику Макарову.

«Улица, где жил Деникин, охранялась патрулями.

Приемная Деникина была обставлена мягкой мебелью. На стенах висели картины знаменитых художников и оперативная карта грандиозных размеров.

Деникин поздоровался с Май-Маевским самым дружеским образом и пригласил его в соседнюю комнату.

— Владимир Зенонович, мне неприятно было отозвать вас. Я долго не решался… У меня была мысль подчинить вам Врангеля… Но вы поймите меня, я это сделал в интересах нашего общего дела…

— Антон Иванович, разрешите мне выехать в Севастополь, где я буду жить…

— Пожалуйста, пожалуйста, с полным окладом жалованья. А теперь пойдемте посмотрим фронт.

Генералы углубились в карту.

— Владимир Зенонович, что вы думаете об общем положении фронта?

— Положение тяжелое. Единственный, по-моему, выход — сосредоточить распыленные части на Кубань и Крым…

— Что вы, Владимир Зенонович?! Отдать без боя занятую территорию?! Нет, я с этим не согласен.

— Другого выхода нет, — настаивал Май-Маевский. — От больших соединений остались небольшие группы, разбросанные на огромной территории. Надо предположить, что противнику с превосходящими силами нетрудно будет ликвидировать эти группы, отрезав их от своих баз и связи. Вы же сами говорите, что от многих частей не имеете сведений. Возможно, они окружены и участь их решена. Нужно еще учесть: армия состоит из крестьян и пленных, и у нас не столько потери, сколько дезертиры…

— Нет, Владимир Зенонович, вы не правы. К Кубани мы всегда можем отойти. Я постараюсь задержать наступление красных и перейти в контрнаступление.

— Антон Иванович, а как положение у Колчака?

— Он отступает быстрее нас. У него большой недостаток командного состава: унтер-офицеры командовали полками. Колчак просил у меня офицеров. Как хорошо, что я не послал их…»

«Май-Маевский часто диктовал мне приказы и распоряжения, — пишет Макаров, — иногда брал у меня из рук лист, качал головой и укоризненно восклицал:

— Капитан! Почему вы так безграмотно пишете? Будьте же внимательнее!

Я довольно несвязно ссылался на тяжелую жизнь и контузию.

Однажды в приказании начальнику штаба я написал „сурьезно“. Начальник штаба генерал Ефимов старательно переправил „у“ на „ю“.

— Сюрьезно! — прочитал удивленный Май-Мавский. — А кто же так поправил? — поинтересовался он, смеясь.

— Начальник штаба, ваше превосходительство…»

Из воспоминаний А. И. Деникина:

«Май-Маевский был уволен.

До поступления его в Добровольческую армию я знал его очень мало…

Май-Маевский в нищете и забвении прожил еще несколько месяцев и умер от разрыва сердца в тот момент, когда последние корабли с остатками белой армии покидали севастопольский рейд.

Личность Май-Маевского перейдет в историю с суровым осуждением…

Не отрицаю и не оправдываю…

Но считаю долгом засвидетельствовать, что в активе его имеется тем не менее блестящая страница сражений в каменноугольном районе, что он довел армию до Киева, Орла, Воронежа, что сам по себе факт отступления Добровольческой армии от Орла до Харькова при тогдашнем соотношении сил и общей обстановке не может быть поставлен в вину ни армии, ни командующему.

Бог ему судья!»

А разоблаченный Макаров… сбежит из камеры смертников к партизанам в Крымские горы.

На место генерала Май-Маевского главком ВСЮР назначил генерала барона Врангеля. Такое решение вызвало положительный резонанс в военных и общественных кругах белого юга России. Восторжествовало мнение, что теперь на фронте произойдет перелом и «мечта о Великой, Единой и Неделимой России будет осуществлена». Добровольческая армия была усилена конной группой Мамонтова. Путем неимоверного напряжения, перераспределения всех резервов главком смог в конце ноября создать ударную группу (7 тысяч сабель, 3 тысячи штыков и 58 орудий), которая, по его замыслу, должна переломить ход событий.

Но принятые меры должного эффекта не имели. Положение осложнилось тем, что в критический момент у Деникина вновь, как и под Царицыном, появились стратегические разногласия с Врангелем. В них явно просматривался политический аспект.

Врангель считал, что Добровольческую армию можно оторвать от Донской армии и отправить в Крым. Деникин понимал, что если принять такое решение, то Донская армия падет. Это обрекло бы на бедствия десятки тысяч больных, раненых и членов их семей [118].

Никакие стратегические соображения не оправдывали, по мнению Антона Ивановича, такого шага, и казаки могли расценить его как предательство. Даже военная целесообразность (а она в предложении Врангеля имелась) не заставила главкома нарушить обязательства перед донцами. Деникин не утвердил предложений Врангеля. Тот начал интриговать против него.

27 февраля 1920 года Антон Иванович писал жене:

«В ближайшие дни ударом двух конных групп — Павлова (мы) и Буденного (красные) определится исход операции. Если Буденный будет разбит окончательно, то весь большевистский фронт на Кавказе посыплется…»

Последний шанс. Только как его реализовать:

«Кубанской армии не существует. На фронт не идут, а с фронта бегут. Предали».