Георгий Ипполитов - Деникин

Вероятно, в психологической структуре его личности преобладали, выражаясь терминологией К. Г. Юнга, интравертные («человек в себе»), а не экстравертные («человек от себя») черты.

Никак не вписывается в версию Струве романтичная история любви Антона Ивановича и Ксении Васильевны, его заботливость о подчиненных, вне зависимости от чинов. Свое кредо он сформулировал четко:

«Любить своих подчиненных и пользоваться их любовью — это высший идеал, доступный избранникам нашей корпорации».

Даже в условиях хронического безденежья, которое преследовало главкома в период единоличной диктатуры, он старался создать армии режим наибольшего благоприятствования. Если летом 1919 года младший офицер в Добровольческой армии получал 1487 рублей в месяц, то государственный чиновник VI класса (надворный советник, приравненный к подполковнику) — 600 рублей. И в тех условиях это было правильным, так как офицер ежечасно рисковал жизнью. Антон Иванович прекрасно сознавал это. А мог ли это осознать человек черствый, который, по мнению Струве, «людьми особенно не интересовался»?

Правдивость версии Струве колеблется тем обстоятельством, что Антон Иванович умел производить на людей позитивное впечатление при первых же встречах. Протоиерей Б. Старк, находясь в эмиграции, вспоминал о том, как в 1939 году встретился впервые с Деникиным на отпевании генерала Невандовского. Антон Иванович произвел на священнослужителя «простое и скромное впечатление».

Вряд ли можно истолковать в пользу утверждений Струве и тот факт, что бывший вождь Белого движения, находясь в эмиграции в крайне тяжелом материальном положении, никогда не сетовал на свою бедность, а переживал о бедственном положении своих соотечественников в изгнании. Об этом, в частности, пишет реэмигрант и советский разведчик Ю. Феличкин.

Он случайно встретился с Антоном Ивановичем в Париже, когда подвозил его в машине. Деникин разговаривал о жизни, «сетовал на судьбу русской молодежи на чужбине». Это при том, что самого бывшего вождя Белого движения мемуарист запомнил «в мешковатом костюме и грубых ботинках».

Антон Иванович Деникин, как известно, в совершенстве владел приемами ораторского искусства, что говорит не в пользу утверждения Струве о нелюдимости вождя Белого движения. В годы Гражданской войны все речи, документы Деникина были подготовлены на эмоциональном уровне, в ярко выраженной публицистической манере.

В марте 1919 года после освобождения Грозного от красных генерал заявил:

«В страшный стихийный шторм русский государственный корабль, разбивая волны, должен идти по верному румбу, не уклоняясь ни вправо, ни влево, туда, где светится маяк, на котором написано: „Великая Россия“».

Имел Антон Иванович и целый букет и отрицательных качеств, которые крайне негативно влияли на его политическую, военную, общественную деятельность. Но в моральной нечистоплотности и нездоровом карьеризме его упрекать нельзя.

Не будем, однако, идеализировать Деникина. Надо помнить, что руки его обагрены кровью десятков тысяч ни в чем не повинных россиян точно так же, как и руки других вождей Белого движения. Впрочем, как и у их противников — большевиков.

Ненависть к большевикам порою принимала у генерала крайние формы, которые приводили к антигуманным решениям. Весной 1919 года французская миссия сообщила командованию ВСЮР о готовящейся по инициативе знаменитого путешественника Ф. Нансена гуманитарной акции по снабжению хлебом голодающих Москвы и Петрограда. Главком ответил резкой телеграммой:

«Насколько я понял, французы желают оказать единственное содействие противоболъшевистскому востоку и югу России путем поддержания угасающих сил Совдепии. Полагал бы, что продовольствие надо подготовить, но ввозить его совместно с войсками моими и адмирала Колчака».

Ненависть к большевикам затмила для генерала очевидное: в голодающей «Совдепии» гибнут женщины, дети, старики, то есть простые люди, за счастье которых Деникин вроде бы боролся.

Ясно одно: в братоубийственной Гражданской войне ни одна из противоборствующих сторон не может не попрать общечеловеческие ценности. Некорректно устанавливать, кто здесь виноват больше: красные или белые. Злоба хлестала через край с обеих сторон.

И. Бунин в «Окаянных днях» писал:

«Революция не делается в белых перчатках. Что же возмущаться, что контрреволюция делается в ежовых рукавицах».

Несколько штрихов внешнего облика Деникина.

Сохранилось множество фотографий, рисунков, портретов Антона Ивановича. Простое лицо простого русского человека, с глазами, излучающими тревогу и усталость.

С. В. Светков в письме В. Л. Бурцеву отмечал: в 1-м Кубанском («Ледяном») походе генерал «был в потрепанном тулупчике и с обвернутым лицом и бородой лопатой. Глядя на него, подумалось, как у Тургенева: экий чуйка».

Но даже в описаниях внешнего облика Антона Ивановича его современники допускали противоречия. В 1921 году в журнале «Современные записки» (Париж) была помещена рецензия на книгу профессора К. Н. Соколова «Правление генерала Деникина».

Рецензент критиковал автора за то, что тот нарисовал противоречивый портрет вождя Белого движения. Вначале главком предстает перед читателями как «благородный рыцарь прекрасной дамы — Великой, Единой России, с пленительной застенчивостью и суровостью манер». Но через некоторое время Деникин вдруг становится «простым армейским генералом с наклонностью к полноте, с большой головой, ничего демонического».

Подобные противоречия можно в какой-то степени объяснить тем, что человеку свойственно субъективное отражение объективной реальности, сопровождаемое полетом фантазии, не понятной порой окружающим. Каждый видит то, что он хочет увидеть…

На имидж Антона Ивановича наложила специфический отпечаток его служба, проходившая в военно-полевых условиях. Конечно, Деникин аскетом не был, искусственных трудностей себе не создавал, от минимальных удобств не отказывался. Судя по дневнику генерала Маркова, он, например, воспользовался, находясь под арестом в Быхове, отдельной квартирой, которую ему выделили тюремщики после того, как его стала навещать невеста.

Антон Иванович не набрался гвардейского лоска, который был присущ, например, Врангелю, и не обладал особо красивыми чертами лица, подобно Романовскому. Поэтому ему явно не подходит эпитет «надменный», которым его снабдил американский историк А. Рабинович. Весь его облик подчеркивал: это был человек из толщи народной, без притязаний на мужскую красоту, исключительность и неповторимость внешности.

Вот только несколько свидетельств современников.