Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

С одной стороны, принятый в 1940 г. закон о регистрации организаций, находящихся под контролем иностранных государств и ведущих политическую деятельность в США (известный как закон Вурриса — по имени внесшего его на рассмотрение конгресса Джерри Вурриса), вынудил СРП формально прервать связь с Интернационалом, так как с точки зрения законодательства США эта организация считалась иностранной. Из конспиративных соображений СРП вынуждена даже была именовать себя партией из Новой Зеландии, благо в этом английском доминионе своей троцкистской партии не было. Так что в США СРП считалась самостоятельной, а в 4-м Интернационале — новозеландской. С другой стороны, в самой СРП в 1940 г. вспыхнули острые внутренние разногласия, касавшиеся позиции по отношению к Советскому Союзу. Советско-германский договор и участие СССР в оккупации Польши побудили одного из основателей партии — Макса Шахтмана — и ее ведущего пропагандиста профессора Джеймса Бернхема выступить с заявлениями о том, что СССР перестал быть «рабочим государством»; что там началась то ли реставрация капитализма, то ли возникновение «бюрократического коллективизма»; что 4-му Интернационалу следует решительно выступить не только против сталинского руководства, но и против СССР в целом и во всех случаях прекратить оказывать ему поддержку [890]. После бурных дискуссий, продолжавшихся более полугода, в СРП произошел раскол. Группа Шахтмана — Бёрнхема вышла из партии.

И без того малая по численности СРП превратилась в группку, не способную более оказывать влияния на политическую жизнь [891].

Можно полагать, что разногласиям и расколу в среде американских троцкистов активно способствовали советские агенты, внедренные в их среду. О том, что работе по разложению СРП уделялось повышенное внимание, свидетельствует рапорт начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР майора госбезопасности П.М. Фитина [892]в сентябре 1939 г. В нем, в частности, говорилось: «Американская троцкистская организация по количеству людей и по своим финансовым возможностям — самая сильная из всех троцкистских группировок, существующих в странах Европы [893]. Троцкий в своей контрреволюционной работе по руководству IV Интернационалом и отдельными троцкистскими группами Китая, европейских, южноамериканских стран опирается главным образом и в первую очередь на свои американские кадры. Наша разведывательная работа по борьбе с американскими троцкистами до сих пор остается только информационной. Для разгрома американской троцкистской организации есть все условия, недостает только специальных по этой линии работников в резидентуре, которые организовали бы эту работу. В резидентуре имеется один основной работник Гарри [894]по этой линии, которого необходимо по его болезни отозвать домой» [895].

Фитин считал необходимым командировать в США группу «специалистов» 5-го (иностранного) отдела ГУГБ НКВД [896]. Гарри (Рабинович) врач по образованию, разрабатывал троцкистов под маркой сотрудника Красного Креста. А аппарат советской резидентуры в США составлял в это время 15 человек, из которых опыт разведывательной работы имели только двое, а остальные являлись «молодыми чекистами со стажем с 1938 года» [897]. Так что на шпионаже за рубежом очевидным образом сказались последствия сталинских чисток.

Во всех этих внутрипартийных дрязгах СРП Троцкий целиком и полностью оставался на стороне группы Кэннона, продолжавшей вслед за ним придерживаться мнения, что никакие внешнеполитические шаги Сталина не могут изменить советского социального строя до той поры, пока средства производства остаются государственной собственностью. В манифесте под названием «Империалистическая война и пролетарская революция» [898], одобренном чрезвычайной конференцией Интернационала в Нью-Йорке 26 мая 1940 г. [899], Троцкий продолжал призывать к зашите СССР и одновременно к «революционному свержению бонапартистской клики Сталина». В заключении манифеста звучал все тот же неизменный мотив: «Независимо от хода войны мы выполняем нашу основную задачу: разъясняем рабочим противоположность их интересов интересам кровожадного капитала; мобилизуем трудящихся против империализма; проповедуем единство задач рабочих всех воюющих и нейтральных стран; призываем к братанию рабочих с солдатами в каждой стране и солдат с солдатами — по разные стороны фронта; мобилизуем женщин и молодежь против войны; ведем постоянную, упорную неутомимую подготовку революции — на заводе, в шахте, в деревне, в казарме, на фронте, во флоте».

Более того, ряд статей и писем, посвященных защите фракции Кэннона и осуждению позиции Шахтмана и Бернхема, уже после гибели Троцкого были включены сторонниками Кэннона в специальный сборник, которому было дано название «В защиту марксизма» [900]. Само название этого тома отлучало отступников не только от 4-го Интернационала, но и от основополагающего учения. Включенные в том документы были переведены на английский язык Истменом [901].

Шахтман и Бёрнхем тоже не молчали. В ответ на «Открытое письмо Джеймсу Бёрнхему» [902], в котором содержались обвинения в отступничестве от азов марксизма и диалектики, последний откликнулся не менее язвительным и, пожалуй, более аргументированным эссе под названием «Наука и стиль» [903]. Здесь доказывалось, что сам Троцкий перешел на консервативные позиции, хотя и цеплялся упорно за собственные устаревшие взгляды. Пожалуй, никогда Троцкого не атаковали так остро и энергично из рядов его собственных сторонников, как это было сделано Бёрнхемом. В конце своей жизни Троцкий, таким образом, поставил себя в крайне сложное положение. Он ожесточенно, внешне аргументированно, нападал на тех, кто, по его мнению, перегибал палку в критике сталинизма, отождествлял сталинизм с самим СССР и ставил знак равенства между диктатурой Сталина и «диктатурой пролетариата». Он непримиримо спорил с теми, кто оспаривал мнение, что СССР остается пролетарским государством, что в нем сохраняются экономические и социальные основы того, что было завоевано Октябрем. Троцкий полагал, что сталинская диктатура лучше, чем «реставрация капитализма»; и лучше, чем меньшевики или другие социалистические партии. В прессе Троцкий высказывал это завуалированно. В личной переписке — открыто. «Если бы в СССР у нас был выбор между сталинистами и меньшевиками, мы бы, очевидно, выбрали сталинистов, поскольку меньшевики лишь могут служить прислужниками буржуазии» [904], — писал он Сержу.

Одновременно Троцкий столь же решительно разоблачал мнимых «друзей СССР», которые на самом деле были сталинскими друзьями, фактически являлись проводниками его воли за рубежом. Этим людям, к которым он относился с нескрываемым презрением, он бросал в лицо убедительные факты из серии «сталинских преступлений», имея в виду прежде всего партийные чистки. Троцкий был убежден, что в сталинское время в СССР сложился деспотизм, не имевший аналогий в истории: «Государство — это я» — почти либеральная формулировка по сравнению с действительностью сталинского тоталитарного режима. Людовик XIV отождествлял себя лишь с государством. Римский папа отождествляет себя и с государством, и с церковью. Тоталитарное государство идет гораздо дальше цезарей и божьих наместников, поскольку оно, кроме того, вбирает в себя всю экономику страны. Сталин, в отличие от короля-солнца, имеет основание сказать: «Общество — это я» [905].