Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

В январе 1940 г. парочка прибыла в Мехико, где сняла удобную квартиру. Оказалось, что секретарской работы в доме Троцкого стало особенно много. К обычным делам прибавилась масса забот, связанных с конфликтом, возникшим в американской СРП, и попытками Троцкого добиться победы в СРП крыла Кэннона. Кроме того, Троцкий работал над многочисленными статьями о вспыхнувшей Второй мировой войне. Статьи эти он обычно диктовал секретарям. Знакомая с секретарской работой, знавшая русский и английский Сильвия, оказывавшая помощь своей сестре и ранее, была теперь привлечена к технической работе в секретариате Троцкого. Ее друг Меркадер каждое утро отвозил Сильвию на работу, а вечером приезжал, чтобы ее забрать.

Первоначально Рамон не предпринимал никаких попыток проникнуть внутрь поместья. Заявив, что троцкизм его не интересует и он стоит вне политики, Рамон попросил Сильвию вообще не вести с ним разговоров на эту тему. Между собой секретари и охранники сплетничали о том, как повезло этой отнюдь не юной и совсем не интересной женщине с таким красавцем. Постепенно Меркадер стал хорошо знаком окружению Троцкого. Обитатели дома сначала сухо здоровались с ним, затем стали более приветливыми, вступали в разговоры. Однажды Рамон предложил супругам Росмер, которые собирались возвращаться во Францию, покатать их по городу. Те с благодарностью приняли предложение и были в восторге от услужливого и неглупого молодого человека. Перед отъездом Росмеры пригласили Мерка-дера в дом, где он пробыл совсем недолго, выпил стакан чаю и почти сразу же удалился. Вскоре Меркадер отвез на своей машине Росмеров в порт, откуда супруги отбыли за океан.

После этого Меркадера стали иногда приглашать зайти в дом, как уже хорошо знакомого человека. Когда через некоторое время Сильвия отправилась в Нью-Йорк, его визиты продолжались. Более того, в поведении и облике молодого человека возникли изменения. Он стал проявлять интерес к идеям и деятельности Троцкого, а вслед за этим заявил, что очень хотел бы разобраться в сущности троцкизма, к которому теперь почувствовал влечение. После событий 24 мая его визиты в «крепость» Троцкого стали почти регулярными. 28 мая его представили Троцкому, которому Рамон выразил свое восхищение. Меркадер завоевал и симпатии Севы, подарив ему действующую модель планера и научив ее запускать. В следующие два с половиной месяца Меркадер посещал виллу десяток раз. За это время он также совершил две поездки в Нью-Йорк для консультаций со своими кураторами из НКВД и для встреч с Сильвией, которая ничего не должна была заподозрить [952].

Само убийство было спланировано так, чтобы одновременно скомпрометировать самого Троцкого и его движение. В случае, если бы Меркадера схватили во время или после убийства, ему следовало «сообщить, что Троцкий пытался уговорить его войти в международную террористическую организацию, ставившую своей целью убийство Сталина и других советских руководителей». Под диктовку Эйтингона Меркадер записал этот текст на бумаге и вложил в конверт, который должен был быть при Рамоне во время выполнения задания. Кроме того, на всякий случай была придумана и версия личной мести: Троцкий якобы запретил Сильвии Агелофф выйти замуж за Меркадера, так как это могло отвлечь ее от работы [953].

В середине августа Меркадер принес Троцкому некий текст, заявив, что это — первая проба его пера в поддержку 4-го Интернационала, попросил прочитать его и дать оценку. Лев Давидович весьма неохотно согласился выполнить просьбу, предполагая, что ничего путного молодой человек написать не способен. Рукопись читать Троцкий отказался, но предложил отпечатать статью и обсудить ее 20 августа. Именно этот день и стал днем убийства. Меркадер явился в дом Троцкого основательно экипированным. В качестве главного орудия убийства был избран малый альпинистский ледоруб с укороченной рукояткой, который был спрятан в полы плаща. Убийца воспользовался тем, что Троцкий категорически запретил обыскивать посетителей, чтобы не обижать их. Но в особняк допускались только лица, считавшиеся проверенными. На использовании ледоруба остановились, чтобы убийство было бесшумным. Организаторы преступления полагали, что Меркадер достаточно силен, чтобы нанести смертельный удар. Помимо ледоруба, у Меркадера были с собой револьвер и кинжал, которые он намеревался использовать в том случае, если бы ему потребовалось пробиваться наружу после совершения убийства. Эйтингон и Каридад Меркадер поджидали его в условленном месте неподалеку от авенида Виена [954].

Обитателей дома удивило, что Рамон явился в плаще в жаркий летний день, но подозрений это не вызвало. Рамон объяснил, что плохо себя чувствует и его знобит. Наталья Ивановна предложила ему стакан горячего чая. От чая Меркадер отказался, сказав, что хотел бы сначала завершить дело, ради которого он пришел, и выпил стакан холодной воды. Седова считала, что речь идет об обсуждении статьи. Рамон имел в виду совсем другое «дело».

Этот день запомнился Наталье Ивановне поминутно. Она вспоминала, что Лев Давидович поднялся утром в хорошем настроении, позволив себе, впрочем, мрачно пошутить: «Мы смогли проспать всю ночь, и никто нас не убил. И ты еше не чувствуешь радости!» Утром Троцкий покормил кроликов, некоторое время приводил в порядок свои кактусы, затем до обеда и после обеда работал над статьей, посвященной последним событиям. На рабочем столе после покушения остались наброски текста, который был озаглавлен «Бонапартизм, фашизм и война» [955].

Меркадер явился около 5 часов дня. После нескольких приветственных слов они вдвоем с Троцким удалились в его кабинет. Седова вспоминает: «Прошли три или четыре минуты. Я находилась в соседней комнате. Внезапно раздался ужасный крик… В дверном проеме появился Лев Давидович и прислонился к нему. Его лицо было покрыто кровью, он моргал своими голубыми глазами без очков, его руки бессильно висели… «Что случилось? — закричала я. — Что случилось?» Совершенно растерянная, я обняла его. Он сказал спокойно: «Джексон», как будто хотел сказать мне: «Ну, вот, они это сделали». Я помогла ему опуститься на ковер столовой. «Наташа, — сказал он, — я люблю тебя». С большим трудом он затем произнес: «Удалите Севу — и, уже теряя сознание, но с чувством удовлетворения добавил: «Он хотел… еще раз… Я не дал ему… Не убивайте его… он должен… говорить» [956].

Всеволод (Эстебан) Волков вспоминает: «Мне до сих пор кажется, что кровавый и трагический день 20 августа был вчера. Я возвращался в веселом настроении из школы. Внезапно я заметил нечто необычное. Возле дома стояли полицейские в своих синих мундирах. Мучительная боль перехватила мое дыхание, я почувствовал, что в доме произошло что-то ужасное. Я ускорил шаг, быстро подошел к открытым воротам и в саду столкнулся с американцем Гаролдом Робинсоном, одним из секретарей деда. Он был очень возбужден, держал в руках револьвер и смог только крикнуть мне: «Джексон!» Когда я вошел в дом и заглянул в столовую, я увидел деда, лежащего на полу в луже крови. Наталья стояла возле него, прикладывая лед к ране» [957].