Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

Считалось, что троцкисты смогут отколоть от компартий их «наиболее радикальных членов» [489]. Особенно обеспокоил коминтерновских аналитиков, а за ними и советских лидеров переход на сторону Троцкого Сенекой федерации Организации социалистической молодежи Франции и поездка ее лидера Зеллера в Норвегию к Троцкому. Перед поездкой к Зеллеру из Москвы приехали для беседы руководители ВЛКСМ А. Косарев [490]и В. Чемоданов [491]. Вместе с ведущими французскими коммунистами они убеждали Зеллера не ехать в Норвегию, где Троцкий живет как «капиталист» во «дворце» с большим штатом прислуги [492].

Переубедить фанатичного и недалекого Зеллера не удалось; он отправился повидать Троцкого, пришел от него в полный восторг и отправил из Норвегии своему товарищу-коммунисту в Париж глупую открытку: «Смерть Сталину! Да здравствует Троцкий!» Знакомый передал открытку руководству французской компартии. Возник скандал. Открытка, отправленная из норвежского убежища Троцкого, была интерпретирована как призыв Троцкого к индивидуальному террору и убийству Сталина [493]. Коминтерновская печать опубликовали ее под заголовком «Троцкист Зеллер призывает к убийству Сталина» [494]. Был выпущен ряд инструктивных писем для руководящих органов компартий. В одном из них выдвигалось требование показать «массам троцкизм как агентуру фашизма, а Троцкого и троцкистов как подлейших врагов СССР, врагов свободы народов». В другом, разосланном от имени Секретариата ИККИ, высказывалось категорическое требование, чтобы ведущие деятели западноевропейских компартий, присутствовавшие на судебных процессах в Москве, публично выступили в европейских столицах, рассказывая, что «троцкисты» организовали убийство Кирова, взрывы шахт и прочие преступления [495]. Иначе говоря, развязывая Большой террор внутри страны, Сталин одновременно предпринимал психологическую атаку против Троцкого и его сторонников на международной арене. Пока только психологическую. Настоящая бойня была еще впереди.

Со второй половины 30-х гг. мир постепенно втягивался во Вторую мировую войну, хотя об этом никто не догадывался. К региональным вооруженным конфликтам и войнам все давно привыкли и не считали их предвестниками большой войны. В 1931 г. Япония захватила крупную китайскую провинцию Маньчжурию и создала на ее территории марионеточное государство Маньчжоу-Го (но это была азиатская, а не европейская война). В 1935 г. Италия совершила агрессию в Африке, поработив Абиссинию (Эфиопию), — но эта война была африканская. В 1936 г. с невиданным для Европы ожесточением — с невиданным со времен Первой мировой войны и революции в России — гражданская война вспыхнула в Испании. Здесь в 1931 г. была свергнута монархия и провозглашена республика. Непривычные к демократическим процедурам темпераментные испанцы легко склонялись в ту или иную сторону, к тем или иным силам, часто радикальным и даже экстремистским.

Тем временем VII конгресс Коминтерна, созванный в 1935 г. и оказавшийся последним, под давлением событий в Германии — прихода Гитлера к власти — взял курс на создание в Европе единого рабочего и антифашистского народного фронта. Предусматривалось, что в народный фронт, в отличие от единого рабочего фронта, будут входить не только коммунистические, социал-демократические партии и другие рабочие организации, но также разного рода «буржуазные» партии и организации, стоящие на левом фланге и выступающие против «фашизма». Еще до конгресса Народный фронт образовался во Франции, а вскоре после него — еще в ряде стран. В 1936 г. в Испании и Франции Народные фронты одержали победы на парламентских выборах.

Выступая на международной арене против «фашизма», реакции и подготовки новой мировой войны, заключая соответствующие договоры и соглашения, сталинское правительство использовало все более обострявшееся международное положение для нагнетания террора и атмосферы всеобщего страха и дальнейшего укрепления тоталитарной системы внутри страны. Троцкий не мог всего этого не видеть. Тем не менее внешняя политика Сталина в этот период европейскими демократическими правительства была воспринята положительно. Разгромив с помощью Гитлера Веймарскую республику и германскую социал-демократию, Сталин теперь отказывался от курса на немедленную мировую революцию и политики конфронтации с социал-демократиями других европейских стран. Он дал разрешение национальным компартиям на вступление в политические блоки и соглашения с европейскими «меньшевиками» ради борьбы с фашизмом. Он отказывался, по крайней мере публично и декларативно, от поддержки национал-социализма в Германии и фашизма в Италии. Он заявил о готовности СССР создать с европейскими государствами систему договоров о взаимопомощи на случай внешней агрессии, под которой в контексте европейских событий могла иметься в виду только агрессия Германии. Для Европы это было логическим продолжением и развитием провозглашенной ранее Сталиным теории о строительстве социализма в одной стране. VII конгресс Коминтерна стал последним съездом Интернационала не случайно: Сталин не видел более необходимости в этой организации. Всю остальную работу по организации мировой революции должен был по замыслу Сталина проделать «ледокол революции» Гитлер.

На внешнеполитической арене в те дни у Сталина нашелся один серьезный критик: Троцкий. В многочисленных статьях «Бюллетеня оппозиции» и периодических изданий различных национальных групп своих сторонников Троцкий решительно выступил против курса Народного фронта. Уже в первых откликах на решения VII конгресса Коминтерна создатель теории перманентной революции писал, что Коминтерн стал на всегда ранее осуждавшийся коммунистами путь «демократической коалиции и патриотизма», что Народный фронт явится лишь кратким историческим эпизодом и будет хорошо, если под своими обломками он не похоронит остатки демократии [496]. Ирония заключалась в том, что под спасением «остатков демократии» Троцкий понимал не сохранение существующих западноевропейских демократических институтов, а полное их уничтожение и замену их властью Советов по образцу российских Советов 1905 и 1917 гг. В слово «демократия» Троцкий вкладывал совершенно произвольный смысл, поскольку в одних случаях имел в виду «социалистическую демократию», то есть коммунистическую диктатуру, а в других случаях — буржуазную или капиталистическую демократию, то есть — по мнению Троцкого — диктатуру буржуазии. Демократия в привычном смысле этого слова в мировоззрении Троцкого отсутствовала.

После победы Народного фронта на выборах во Франции и случившейся там массовой забастовки Троцкий, не меняя своего мнения в принципе, изначально крайне переоценил значение французских событий, назвав даже статью о них «Французская революция началась». Правда, в самой статье речь шла скорее не о том, что революция уже началась, а о необходимости начать таковую [497]. Разумеется, Троцкий не мог избавиться от аналогии между Народным фронтом и Февральской революцией 1917 г. Если так смотреть на выборы во Франции, можно было дотянуть логическую ниточку и до очередного, теперь уже французского, Октября. Однако ни Февральской, ни Октябрьской революции во Франции не случилось, так как тактика Народного фронта не имела ничего общего с февральскими событиями 1917 г. в далекой «отсталой» России. И Троцкий возвратился к весьма скептической оценке событий, произошедших во Франции, и перспектив социалистической революции в этой стране в обозримом будущем.