Адольф Бейлин - Аркадий Райкин

Райкина как-то спросили:

— Какой жанр у вас самый любимый? Монолог или интермедия? Пантомима или мономиниатюра? Диалог или песенка?..

Райкин ответил на это:

— Трудно сказать, какой жанр самый любимый, как трудно художнику-живописцу сказать, например, что самая любимая его краска в палитре — зеленая. Вероятно, все вместе — это и есть жанр.

Известный чешский актер Ян Верих, когда ему предложили написать статью о Райкине, сказал:

— О Райкине с радостью. Я напишу о нем с той же радостью, с какой написал бы о Ларри Сэмоне, Бене Турпине, Чаплине, Дюране, Эд. Вайне, Власте Буриан, Палленберге, Тото, Фернанделе и Кантифлаксе. Кстати, как велик род комиков. К счастью! Ибо если есть что-нибудь, в чем мир нуждается насущно и в изобилии, так это смех!

Встреча с Верихом произошла в Праге. Замечательный комик, писатель, руководитель Пражского сатирического театра «АВС» (наши зрители хорошо знакомы с ним по фильму «Падение Берлина», где Верих играл Геринга) приходил на спектакли гастролировавшего в Чехословакии Театра миниатюр. Райкина Верих уже знал по дням своего пребывания в Ленинграде. Теперь это была встреча старых знакомых.

В гостинице «Акса» два выдающихся актера провели очень своеобразную беседу. Они говорили на языке, хорошо им понятном, на языке сценических образов. Порознь и вместе они разыгрывали маленькие сценки, необыкновенно живые и уморительные.

Верих был с переводчицей, но ему не хотелось общаться через третье лицо. Он взял Райкина под руку, и они тут же, экспромтом начали разыгрывать импровизированную сценку, которая должна была изображать двух дипломатов из ООН. Они сходились и вновь расходились в разные стороны. Топтались на месте. Смотрели друг другу то в глаза, то в затылок… И говорили, говорили без умолку, не слушая и не понимая друг друга.

Когда кончилась эта импровизация, оба долго и весело смеялись. Верих сказал Райкину:

— Мне нравится темп, в каком у вас проходят спектакли.

— У каждой эпохи свой темп, свое понятие времени, — ответил Райкин. — Мы живем в такой век, когда радио за секунду может передать любое сообщение с Северного полюса; а телевизор в это время демонстрирует то, что происходит на Южном. На кинокадре перекликаются века. Мы летаем на реактивных самолетах, над нами проносится спутник. Можем ли мы, имеем ли право играть медленно? Знаете, что я говорю нашим артистам?

Верих вспоминает о том, как Райкин, вдруг преобразившись, начал сопровождать свой рассказ показом. Выразительная райкинская пантомима вступила в свои права.

— Я им говорю так: человек утром просыпается, наспех одевается, завтракает, штурмует трамвай, протискивается к выходу, прибегает на работу, — скорей, скорей, надо все успеть, — потом быстро отдыхает, потом снова работает, потом умывается, летит домой, ест, переодевается, мчится в театр, прибегает в последнюю минуту, опускается в изнеможении в кресло — занавес, игра потихонечку-полегонечку, и человек… засыпает. Станиславский? Конечно! Только Станиславский, знакомый с телевидением, радио, кино, знающий и чувствующий пульс современной жизни. Ритм. Ведь темп спектакля, актерской игры определяется не скоростью речи, а быстротой, ритмом актерского мышления.

Аркадий Райкин и Зденек Неедлы.

Среди многих впечатлений, которые оставляет актер у людей, общающихся с ним, едва ли не самым сильным оказывается впечатление от того, что Лев Кассиль назвал «Театр Райкина на дому». Речь в данном случае идет о том, что актер показывает не на сцене, а в обычной обстановке, о его неистощимом даре импровизации.

«Здесь нет никаких сценических приспособлений, — пишет Кассиль, — ни грима, ни костюмов, ни масок — лишь талант и мастерство актера. Эпизод за эпизодом. Куплеты. Песенка с танцем. Потом монолог. Потом мимическая сцена. А затем просто вот так, при помощи одного носового платка, то повязанного как бант, то закрывающего подбитый глаз, то нервно затягиваемого в узелки, Райкин изображает перед вами одного за другим несколько совершенно не схожих между собой людей… И под конец еще играет нам целую пьесу из будущей программы, где он будет один изображать добрый десяток персонажей, беспрерывно действующих, сменяющихся и по нескольку раз снова возвращающихся на сцену» [8] Л. Кассиль. Райкин и его маски. «Знамя», 1957, № 7, стр. 161. .

Об одной такой импровизации Райкина, возникшей в ресторане гостиницы «Акса», рассказывает Верих.

Во время обеда сорвавшийся с (Вилки кусочек мяса упал в тарелку, и на лацкане пиджака Райкина появилось маленькое жировое пятно. «Комик огорчился, побежал за кипятком, — замечает Верих. — Когда он вернулся, маленькое пятно превратилось в большое. Потом пострадал галстук. Закончилось это тем, что Райкин сыграл уморительную сценку: щеголь вымазался в горчице, в джеме, поперчил себя, посолил и в отчаянии выбросился из окна» [9] Ян Верих. Об Аркадии Райкине. «Нева», 1959, № 2, стр. 192. .

Аркадий Райкин и Адольф Дымша.

О гастролях Театра миниатюр и о Райкине много писали в газетах и журналах Чехословакии, Польши, Болгарии, Румынии. Отмечали не только талант актера, но и великую жизненную силу его искусства. Адольф Дымша, выдающийся польский комедийный актер, познакомил Райкина со своим театром. Вместе бродили они по улицам Варшавы, говорили об искусстве, о народности юмора, о задачах сатирического театра, о благородной миссии актера. А чехи сняли за десять дней большой фильм в пяти частях с участием Райкина. Фильм, поставленный режиссером Зденеком Подскальским, назывался «Человек со многими лицами».

Да, прав Верих, когда говорит: — У артиста везде есть братья!

Искусство Аркадия Райкина — искусство веселое и необыкновенно жизнерадостное. Актер хорошо понимает и чувствует природу смешного. Все, что делает он на сцене, пронизано тонким ощущением народности юмора. В этом корень высокого оптимизма творчества Райкина и его человечности. В этом также источник скупой и предельно ясной выразительности его жеста, движения. Эта скупость — от внутреннего богатства, от щедрости таланта.

Райкин — актер веселого театра. Его имя вызывает у человека светлую и добрую улыбку. Сразу же вспоминаются герои его миниатюр. Слова, запавшие в память. Слова, никогда не существующие отдельно от образа. Слова, выражающие характер. И произносятся они в той самой интонации, в какой звучали на сцене, — всегда разной и всегда неповторимо райкинской.