Краинский Васильевич - Записки тюремного инспектора

Положение в тюрьме было крайне серьезное. Повсюду, во всех областях тюремной жизни, были агенты от арестантов. В первый же день нами было установлено, что в конторе тюрьмы главную роль играл некий Пантелеймонов, арестант, допущенный администрацией к занятиям в канцелярии. Пользуясь громадным влиянием среди заключенных, он вел в канцелярии дела по арестантской переписке. Пантелеймонов был коммунист, осужденный к 20 годам каторги. Будучи при большевиках комиссаром какой-то армии, он при добровольцах учредил контрразведку, но был уличен в провокации. Пантелеймонов вовлек в эту авантюру видного генерала, ради спасения которого дело Пантелеймонова пришлось затушить, и каторга была заменена ему годом тюремного заключения.

По мнению начальника контрразведки Кирпичникова, Пантелеймонов был очень опасен для тюрьмы и в случае перемены власти сыграет в тюрьме видную роль. Тюремная администрация это знала, но никто не решался отстранить Пантелеймонова от занятий в канцелярии. Напротив, перед ним все заискивали, так как это был человек, который будет у власти. В канцелярии тюрьмы служила еще некая Войткевич, муж которой содержался в тюрьме как большевик-коммунист. Она беспрепятственно виделась с мужем и тоже вела переписку по арестантским делам. Она, конечно, была в курсе всех дел и, свободно расхаживая по тюрьме, могла посвящать заключенных в общее политическое положение. Своей миловидной наружностью она часто привлекала внимание караульных начальников (офицеров Добровольческой армии), и ее постоянно заставали в комнате начальника караула.

Это было обнаружено случайно. Начальник тюрьмы Скуратт, обходя поздно вечером тюрьму, натолкнулся в коридоре на офицера, бывшего эти сутки начальником караула. Смущенный вид офицера обратил на себя внимание Скуратта. Увидев скользнувшую по стене тень за спиной офицера, начальник тюрьмы решил зайти в комнату начальника караула. Из двери в этот момент быстро шмыгнула женская фигура, закрывая рукавом лицо. Начальник узнал г. Войткевич.

Далее было установлено, что в привратницкой (в подворотне) живет коммунист. В привратницкой имеются две комнаты, одну из которых занял поступивший при большевиках слесарь-инструктор Петровский. Он был зачислен при тюрьме тюремным надзирателем и состоял до сих пор в этой должности. Слесарная мастерская не функционировала, и Петровский жил при тюрьме, ничего не делая. Он жил со своим братом, совершенно посторонним лицом, которого никто не знал. Администрация панически боялась этих двух лиц и всегда беспокоилась, что в руках этих людей находится вход в тюрьму.

В канторе тюрьмы служил вообще неблагонадежный элемент - все те, кто был набран при большевиках. Регистратор - Любовь Щицына, дочь местного тюремного надзирателя, была некоторое время невестой политического комиссара тюрьмы, бывшего каторжника Горбачева. Горбачев был простой рабочий-котельщик и отличался при большевиках своей жестокостью. С уходом большевиков из Одессы все эти лица оставались на службе, и администрация не решалась удалить их, боясь мести большевиков. Связь коммунистов, сидящих в тюрьме, с большевиками в городе была очевидна. Администрация отлично понимала, что каждый их шаг будет учтен большевиками и рано или поздно им придется держать ответ перед ними.

Бирин и Сребрянец сознавали, что зашли слишком далеко, но уже выхода из положения не было. Их попытка доложить градоначальнику о создавшемся положении разбивалась о полное равнодушие и недоступность барона Штемпеля и его помощника Резникова. Вполне спокойно чувствовали себя помощники начальника Фурман, Дзичковский и Жамейтис. Это были люди простые, бывшие тюремные надзиратели, из которых Жамейтис был назначен при большевиках. Они не имели в тюрьме значения, и на них заключенные не обращали внимания. Они, в сущности, ничего не делали и занимались только в канцелярии отпиской. Этим трем нечего было бояться большевиков. Они служили при них и, конечно, будут служить.

Один помощник Калинин оставался неразгаданной личностью, но для меня было ясно, что он терроризирован и потому боялся проявить себя. В тюрьме содержалось 1050 человек, из коих только 12% было уголовных. Остальные именовались политическими и были поголовно большевиками, за исключением десятка офицеров, грабителей и налетчиков. Они называли себя добровольцами, потому что служили в Добровольческой армии. Дела заключенных разбирались туго. Контрразведывательное отделение медлило и что-то комбинировало. В числе политических особо обращал на себя внимание некий Вениамин - секретарь Одесской Чрезвычайки, которым интересовался весь город. При большевиках Вениамин спас жизнь начальнику контрразведки Кирпичникову, который теперь в свою очередь даровал жизнь Вениамину. Это глубоко возмущало всех и возбуждало общество против Кирпичникова.

В тюрьме содержался Плантус, политический комиссар, игравший в свое время видную роль на всей Украине. Очень серьезные большевистские деятели содержались в женском отделении. Заславская, Петровская, княжна Ильинская - это были те женщины-садистки, которые собственноручно расстреливали в подвалах Чрезвычайки. Тюрьма, одним словом, была большевистская и чрезвычайно серьезная. В обществе и среди служащих ходили слухи, что начальник контрразведки Кирпичников играет в руку большевикам. Его открыто обвиняли в укрывательстве и освобождении людей всем известных как большевистских деятелей. Нам удалось установить по письмам заключенных, что в контрразведке брали взятки и освобождали за деньги. Несколько таких писем было направлено по принадлежности.

Несомненно, в тюрьме творилось нечто такое, что производило странное впечатление. Я был несколько раз у Кирпичникова и один, и вместе с начальником тюрьмы Скураттом. Сначала я говорил с ним сдержанно, но потом решительно просил его разъяснить мне то, что было для меня неясно. Кирпичников, очень умный и хитрый человек, говорил со мною уклончиво, но взгляд его ясно давал мне чувствовать, что он хотел бы мне сказать: «А ну попробуй-ка сунуться не в свое дело». Я докладывал генералу Брянскому о своем впечатлении, но и генерал больше глубокомысленно молчал.

Это было не наше дело. Мы должны были установить в тюрьме тот порядок, который обеспечивал бы безопасность ее для государственного строя, и это нам все-таки удавалось. С трудом, но мы развели арестантов по камерам и заперли их на замок. Очень трудна была борьба с тюремными надзирателями. Они не верили нам и оставались при убеждении, что в Одессе скоро будут большевики. Может быть, нам не удалось бы повернуть дело на новый лад, но в Одессу стали прибывать из Киева и других мест эвакуированные тюремные надзиратели и чины тюремной администрации, которые тотчас же прикомандировывались мною к одесской тюрьме.