Арсений Замостьянов - Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»

Посмертная маска Суворова

Похороны сперва назначили на 11 мая. Но Павел, боясь лишнего ажиотажа, неожиданно перенёс их на 12-е. Распорядителем похорон был новоявленный граф Сардинский Хвостов. Церемонии обошлись наследникам Суворова в значительную сумму: более 20000 рублей. Никто не скупился, каждый чувствовал себя в долгу перед графом Рымникским и князем Италийским. Хоронили Суворова всем миром. Предназначение солдата шире сословных рамок. Когда при погребении катафалк не проходил в двери Благовещенской церкви Александро-Невской лавры, кто-то из несших гроб воинов воскликнул: «Вперед, ребята! Суворов везде проходил!» И катафалк прошел в двери. Державин придумал для могилы Суворова эпитафию величественную и лаконичную, вполне в духе великого героя: «ЗДЕСЬ ЛЕЖИТ СУВОРОВ».Кто в России не знает своего защитника, старого солдата?

Когда гроб с телом Суворова опускали под землю в Александро-Невской лавре, у Павла нашлись занятия поважнее: он принимал смотр кавалерии столичного гарнизона. Гвардии было приказано не участвовать в похоронах генералиссимуса. О кончине Суворова, в нарушение правил, не говорилось в приказе по армии и при пароле. На похоронах Павел не присутствовал. Вряд ли можно доверять воспоминаниям адмирала и академика Шишкова, который явно сложил идиллическую легенду, оправдывавшую монарха: «Сам Государь простым зрителем выехал верхом; и Сам при мне рассказывал, что лошадь Его окружена была народом, и две женщины, не приметя, Кто на ней сидит, смотрели, облокотись на его стремена». Зато духовенства было много. Павел позволил придворному хору певчих участвовать в службе. Многие запомнили, как звучал в тот день 90-й псалом на музыку Бортнянского. Пожалуй, это были первые похороны в истории Российской империи, которые всколыхнули народную душу, подняли подданных и граждан отдавать последний долг великому человеку. Сегодня принято говорить о национальной идее как о неком гомункулусе, который выводят в пробирках высоколобые политтехнологи. Те, у кого перехватывало дыхание на похоронах русского архистратига, чувствовали душой патриотическую идею Отчизны. После 1991 года у нас принято рассуждать о национальных героях – скорее всего здесь налицо калька с американского выражения. Однако англо-американское national скорее идентично русскому слову народный. Только слово «народ» и производные от него не популярны у современной российской элиты: наверное, от него слишком пахнет классовыми боями. Но Суворов был истинным всенародным героем, и современный американский контекст для него тесноват.

Александр Васильевым терпеть не мог придворных, осветленных на французскую стать, лишившихся чрез чужеземное образование русской души, – и обученных французскими учителями русских, подражающих во всем заграничным умникам, считал обезьянами, сороками, болтушками, а в особенности не жаловал тех из них, которые уверены были в себе, что они умны и разумны. Отчего в нем была такая антипатия к ним? Оттого, что пользы отечеству от них ни в каких случаях и ни в чем ожидать было нельзя.

В страшные дни Ленинградской блокады, когда героические защитники города, советские люди, стояли насмерть, знаменитые монументы Северной столицы были спасены от бомбежек. Их сняли с постаментов и закопали. Но полководцам не след бегать от опасности. И памятник Суворову остался на высоком постаменте, он гордо возвышался над площадью и смотрел в глаза врагу. Он не прятался от немецких бомб. И Ленинград выстоял, ибо говорил Суворов: «Тщетно двинется на Россию вся Европа: она найдёт там Фермопилы, Леонида и свой гроб».

Портрет генерала от инфантерии Александра Аркадьевича Суворова. Художник Ф. Крюгер. 1851 г.

А с эпитафией дело сладилось не сразу. Сперва на могиле Суворова выбили надпись подлиннее: «Здѣсь лежить Суворовъ. Генералиссимусъ Князь Италійскій Гр. Александръ Васильевичъ Суворовъ Рымникскіий, родился 1729-го г. Ноября 13-го дня, скончался 1800-го года Маіѧ 6-го, Тезоименитство его Нояб. 24-го». Так оно привычнее, но и банальнее. Воля Суворова и Державина была выполнена только через пятьдесят лет после смерти. Это внук полководца, столичный генерал-губернатор Александр Аркадьевич Суворов, в 1850 году восстановил справедливость. С тех пор в Александро-Невской лавре, в нижней Благовещенской церкви, у левого клироса, на могильной плите выбита самая яркая из русских эпитафий: «Здесь лежит Суворов».

Начнём с того, что Суворов и сам немало баловался сочинительством. Художественная натура! Впечатлительный, порывистый, он изливал на бумагу обиды и восторги. И документальное исследование о Суворове, и суворовская легенда во всех её воплощениях, и какой-нибудь позднейший анекдот о полководце – всё это окажется опресненным, если не говорить о Суворове и поэзии, Суворове и творчестве. Суворов был талантливым литератором, без его эпистолярного наследия и «Науки побеждать» наше представление о русской прозе XVIII века было бы неполным. В своих письмах Суворов предстаёт замечательно одаренной личностью, подстраивающей под свой богатырский талант и литературные стили, и эпистолярный этикет. Именно по письмам полководца мы можем судить и о Суворове-поэте. Известно, что, начиная с царя Алексея Михайловича, в России стихотворчеством занимались все: железнодорожники и спортсмены, цари и председатели КГБ, генсеки и полководцы, министры и инженеры. Таков уж русский язык: напевный, полный рифм и аллегорий. Суворова можно назвать одним из наиболее самобытных и знаменитых русских стихотворцев-дилетантов. Его безжалостная по отношению к князю Г. А. Потёмкину пародия на державинские «Хоры» звучит афористично, сразу и надолго врезается в память:

Это образец суворовской иронии – иронии, произрастающей из фольклора, перемешанной с самоиронией. Смеясь над Потёмкиным, Суворов воздерживается от глумления – его усмешка направлена на уничтожение пороков, на исправление необузданного князя. Читателю этой эпиграммы хочется, чтобы её герой не «разил друга», чтобы он исправился. Это конструктивная критика и ирония, служащая созиданию, – в противовес иронии разрушительной – усмешке ради усмешки, ради любопытства или – всего хуже – для удовлетворения авторского честолюбия. Суворов был честолюбив, умел радоваться наградам и новым чинам, порой сокрушался по поводу собственной недооценённости (матушка, я прописной!), но на высших ступенях суворовской душевной иерархии находились категории, не подверженные ни девальвации, ни игре судьбы; категории, неуязвимые для придворных недругов. И в то же время история написания эпиграммы «Одной рукой он в шахматы играет…» переносит нас в мир политических интриг екатерининской России, заставляет разбираться в перипетиях взаимоотношений Суворова и Потёмкина… Начнем с того, что державинские «Хоры», от фанфарного строя которых отталкивался в своей эпиграмме Суворов, были написаны для того самого праздника в Таврическом дворце, на котором отправленный в Финляндию покоритель Измаила не присутствовал. Графу Рымникскому не пришлось тогда услышать под сводами Таврического стихи Державина и музыку О. Козловского. Главным героем торжества, конечно, стал Г. А. Потёмкин – политик и полководец, честно прославивший свое имя в войнах и политических преобразованиях, проходивших на южных рубежах Российской империи.