Николай Краинский - Психофильм русской революции

Много существует мнений относительно этого события, и даже многие сторонники Императора Николая II склонны видеть в этом Его акте или роковую ошибку, или проявление слабости. Но для того чтобы понять этот акт, надо вспомнить, что Россия октябрьских дней 1905 года, или, вернее, двух предыдущих лет, была настоящим сумасшедшим домом. Повальное безумие бушевало по всей Русской земле, а Государь, уже тогда всеми покинутый, остался в полном одиночестве.

В настоящее время мы располагаем историческими документами, исчерпывающим образом объясняющими роковой шаг русского Императора, - это письмо Государя к Матери-Императрице от 1 ноября 1905 года.

Как относился Император Николай II к революции 1905 года? Об этом имеется мало данных в мемуарах - в большинстве недобросовестных, - ибо многие авторы, как, например, Витте, грешили в это подлое время и стремятся в них оправдать себя. Он даже сваливает свою вину на Государя. Можно уверенно сказать, что Государь едва ли не один правильно понимал положение и со свойственным ему благородством стремился вывести Россию из катастрофы. В письме его к матери с необычайной яркостью обрисовывается все благородство, порядочность, патриотизм и ум Николая II как человека и Царя. В спокойных и полных достоинства словах он объясняет, почему решился на манифест. Видно, что он отлично отдавал себе отчет в ситуации и в поступке, который совершал.

Дело в том, что психическая зараза уже проникла в окружение Государя: его доверенные сотрудники изменили вековому курсу русской истории и повернули на конституционный путь. Пошатнулась психика большинства министров императорского правительства, а другая часть оставшихся верными погибла под ударами революционного террора. Император дает этому шатанию строгий приговор. Он пишет: «Противно читать новости. Ничего, кроме новых забастовок в школах, на заводах, убийства солдат, казаков, полицейских. Беспорядки, скандалы, восстание. Но министры вместо того, чтобы действовать решительно, только собираются на совет и, как перепуганные куры, кудахчут об объединенных выступлениях кабинета». Трудно выдумать более умную характеристику поведения этих растерявшихся сановников. Эта фраза снимает всякое обвинение Государя в слабости. И в решительную минуту Он сам поставил Трепова во главе всех войск Петербургского округа. Это был, по Его словам, единственный способ остановить революцию.

«В эти ужасные дни, - пишет Государь, - Я постоянно виделся с Витте. Нередко мы встречались с ним рано утром и расходились только поздно ночью». «Оставалось только два пути. Один - это найти энергичного солдата и подавить движение грубой силою. Другой - дать населению гражданские права, свободу слова и печати и предоставить Думе право утверждать все законы. Это была бы конституция». «Витте очень энергично защищал эту точку зрения. Он говорил, что, хотя в этом и есть известный риск, тем не менее это единственный выход из положения. Почти все, с кем я советовался, также поддерживают эту точку зрения. Витте откровенно заявил мне, что он готов принять пост министра-президента только на том условии, если его программа будет одобрена мною и никто не будет вмешиваться. Он и Алексей Оболенский (б. финляндский генерал-губернатор) составили текст манифеста. Мы обсуждали его два дня, и наконец с помощью Божией я подписал. Моя дорогая Мама, Вы не можете себе представить, что я пережил в этот момент».

«...Все, с кем я советовался...» Эти слова служат лучшим ответом на злословия, которые упрекают Государя в упрямстве и слабости. Идти наперекор стихии и поручить энергичному солдату подавить движение грубою силою - конечно, не было ни логично, ни в духе просвещенного Императора: так лечат бунт, но не повальное безумие. Это было бы и бесполезно, ибо нарыв безумия уже созрел, и сеть предательства вокруг Царя уже была сплетена.

«Мне не на кого положиться, за исключением честного Трепова. Не было другого исхода, как осенить себя крестным знаменем и дать то, о чем все просят. »

Вот эти-то «все» суть настоящие виновники грядущих бедствий России.

Из трех главных виновников катастрофы 1905 года - Витте, князя Оболенского и князя Святополк-Мирского - я лично знал и служил при двух последних. Князь Алексей Оболенский, между прочим, выдвинул меня на служебный пост во времена Сипягина, когда он был товарищем министра внутренних дел. Это был типичный аристократ-либерал, довольно умный, образованный, но жаждавший лавров со стороны общественных элементов и либеральных кругов. Его отлично характеризует Государь, обладавший необыкновенным пониманием людей. Оболенский, назначенный на пост финляндского генерал-губернатора, получил широкое поле для своей либерально-княжеской политики на окраине. «Внезапно охваченный страхом, - пишет Государь, - он перебрался в Свеаборг со всею семьей. Теперь он так скомпрометирован, что ему нельзя там больше оставаться». Вот как арестовывал трусов бесстрашный и твердый Николай II. Сам он не пошел на компромиссы, чтобы спасти себя и семью. А так всегда поступали либералы: зажгут своими демагогическими речами пожар и первые бегут от расправы. Государь первый понял, что он имеет дело с повальным безумием, с чем тогда соглашались немногие. Он пишет: «Народ как будто сошел с ума - одни от радости, другие от недовольства».

Один из первых он понял и оценил последствия сделанного шага. «Каждый день я получаю телеграммы со всех концов с выражением благодарности за дарованные свободы, но в то же время многие указывают, что они хотят сохранения самодержавия». «Почему же эти добрые люди молчали раньше?» - спрашивает Царь. На этот вопрос психолог ответит: из трусости! Царь скоро оценил ошибку Витте: «Странно, что такой умный человек, как Витте, оказался неправ в своих надеждах на быстрое успокоение страны».

Джентльмен слова, Государь не пожелал отменить обещания, данные в минуту сомнения.

17 октября было настоящим днем гибели России. Это был последний день русской славы и величия. Долгие сумерки заволокли жизнь великого народа. От них ему суждено было очнуться в оковах рабства интернационала или в безвыходном унижении эмиграции.

В мрачный вечер 17 октября 1905 года, когда над Русской землей сгустились черные тучи, в далеком сибирском городе, где я тогда находился в командировке, у подъезда моего дома меня заключил в свои объятия мой домохозяин - типичный русский либерал - и в радостном экстазе провозгласил:

- Поздравляю с конституцией - получен царский манифест!

-И с гибелью России... - мрачно возразил я.

Прошло с тех пор тридцать лет. Занесенная снегом великая Россия спит тяжелым смертным сном, и в кошмарных грезах ее обитателей мешаются обрывки сказки прошлого с мечтами несбывшегося земного рая, со страшными видениями настоящего, пропитанного кровью, ужасом и смертью. Под тяжелою пятою горячо жданной лучезарной, великой «бескровной революции» стонет русский народ на Родине. Бездомными скитальцами, рассеявшись по чужим землям, вкушают горе побежденных, всюду ненавидимые и всеми унижаемые русские люди.