Мария Рива - Моя мать Марлен Дитрих. Том 1

Мы вчетвером, а также сверхвыдрессированная Зибером собака, врывались в любое священное учреждение, выбранное нами в тот день для осмотра осенней коллекции. Нас приветствовала directrice, «страж у врат» и буфер для творческого гения, неизменная фигура с внушительным авторитетом. Эти леди были генералами в армии специалистов, сержанты-инструкторы одновременно для роскошных любителей одеться и для примерщиц. Управляющая Магазином, Мать-Настоятельница, Доверенное Лицо, Наперсница и Верный Друг Короны и, что почти так же хорошо, Очень Богатых Людей. Их беспокоило все, начиная от менструальных спазм заведующей бусами и кончая задержкой поставок шелковой кисеи из Италии. Эти избранные дамы могли бы быть находкой для любого правительства. Помимо административных способностей у них были и другие общие черты: все они носили горделивые жемчуга, и у всех были многочисленные порученцы, высылаемые навстречу простым смертным.

Выразив вслух радость дома моделей и упомянув о чести, оказываемой ему присутствием мисс Дитрих, мадам директриса отодвинулась в сторону, и появилась стайка маленьких леди, одетых в черные платья из чистого хлопка с безупречно белыми воротничками и манжетами. Они поспешили исполнить то, что, казалось, было их единственным предназначением в жизни: поставить веретенообразные золотые стулья под нужным углом по отношению к подиуму, усадить мадам Дитрих и ее окружение и выдать им маленькие блокнотики, похожие на приглашения к танцу, с тонкими карандашами, висящими на шелковом шнурке. Эти преданные леди были неизменным атрибутом каждого дома моделей. Я часто думала, уж не покупают ли их, как пуговицы — наборами по дюжине штук зараз.

Мы с Тами любили эти вылазки. Мы сидели в своих позолоченных креслах с карандашами наперевес, напряженные от возбуждения и предвкушения. Тедди тоже — у него была страсть к манекенщицам. Внезапно все разговоры прекращались, и очень элегантный голос объявлял:

— Mesdames et Messieurs, дамы и господа — Numéro Un, номер один: «Rêve du Matin», «Утренний сон»! — и начиналось видение!

Манекенщицы в те дни не гарцевали, не скакали, не подпрыгивали и не хихикали, они скользили — очень медленно, вдоль узких, серых, как голуби, подиумов, повертывались, вращая тазом, задерживались в этой позе, давая аудитории достаточно времени осмотреть покрой и отделку на спине творения, которым они владели лишь временно, на миг показа, затем проскальзывали назад, чтобы исчезнуть в то мгновение, когда с противоположной стороны появлялся следующий номер. Великие манекенщицы обладают немыслимымым чувством времени и владеют координацией мышц, достойной олимпийского гимнаста. Я никогда не уставала наблюдать за их работой.

«Утренний сон» оказался ансамблем из глубоко плиссированного тяжелого шелкового жоржета с перламутровым отливом, такого же цвета шляпки-«колокола» с крошечной полоской вуали над глазами, длинных серых лайковых перчаток и огромной муфты из молочно-серых лисьих шкур, хвосты которых волочились по полу.

Шелк и атлас, бархат и шерсть, жоржет и креп, перья, бусы, бахрома и тесьма. Платья для ланча, для выходов за покупками, для дневного чая, для свиданий, для «скромных» обедов. Вечерние платья для интимных вечеринок, обедов в ресторанах, ночных клубов и неформальных уикэндов. Бальные платья для оперы и для увы-столь-частых банкетов в шато. В глубокой сосредоточенности мы с Тами записывали все кодовые номера шикарных нарядов, без которых мы просто не могли жить и которые должны были купить! Пока мы витали в облаках и играли в наши «мечтательные» игры, отец трудился в поте лица, объясняя матери, что то, что она выбрала, для нее либо слишком витиевато, либо слишком цветасто, либо просто чересчур. Думаю, что она в некотором смысле была похожа на нас и хотела все, вплоть до серебряного платья с металлическими нитками с пятифутовым шлейфом, окаймленным чернобурой лисой. Они спорили о коллекциях только во время этого первого магазинного турне по Парижу. На следующий год она уже была гораздо более разборчива. К тому же она научилась искусно избегать отца. Отец, с такой очевидной легкостью отказавшийся от своего статуса любовника, партнера по браку, действительного мужа и отца, держался за свой титул Королевского Советника с удивительным, порой, упорством. В детстве я не понимала, что это была единственная оставшаяся у него роль, за которую он мог сражаться.

Дитрих в те дни никогда не покупала одежду, чтобы носить ее в реальной жизни. Состояние «в жизни» наступало очень редко. Купальный халат, одежда для готовки, наряд «для поездки на студию» могли без всяких замен жить несколько месяцев. С парижской одеждой обращались так же, как и с любыми костюмами на студии, для каждого наряда требовались свои аксессуары. Так что мы ходили на показы дамских шляп; специально для нее кроились туфли, сумочки и перчатки изготовлялись на заказ. Мастер «по перчаткам» приходил к нам в отель с саквояжами, наполненными тончайшей кожей всех животных, известных человеку, и, кажется, некоторых неизвестных. Он порхал и суетился, его паучьи пальцы дрожали, разбрасывая по обюссонским коврам тончайшие в мире булавки. От орлиных глаз матери не укрывалось даже самое крошечное вздутие. Снова и снова маслянистую кожу закалывали булавками, разглаживали, снова закалывали, пока руки у матери не начинали выглядеть так, как будто они были облиты разноцветным медом. Но она все еще не была удовлетворена. Наконец, своим «терпеливым» тоном она говорила ему:

— Теперь идите домой, а завтра возвращайтесь и принесите этот белый порошок, который используют скульпторы и врачи. Тогда мы сделаем слепок с моих рук, и вы можете их колоть сколько угодно, пока не сделаете, как надо !

Ее всегда интриговало то, как дизайнеры обуви делают слепки с ее ног, и теперь, имея виды на пятьдесят пар перчаток, ей пришло в голову гениальное решение отдать свои руки нервному французскому перчаточнику так же, как она отдавала свои ноги темпераментному, но гениальному итальянскому сапожнику. Она даже стала поигрывать с идеей, чтобы «Парамаунт» прислал ей статую из «Песни песней».

— Тогда мне и на примерки одежды не надо будет ходить! Они могут колоть своими булавками, как сумасшедшие, а мы все сможем пойти поесть!

Она бы так и сделала, только груди у статуи были такими, какие она хотела иметь, но не имела. Поэтому на протяжении нескольких недель алы придумывали все новые и новые вариации на тему, как пользоваться гипсовыми моделями частей тела Дитрих вместо настоящих.

Когда наконец эти знаменитые перчатки были доставлены, потребовалось двадцать минут, чтобы их натянуть на руки. Когда это было сделано, мать попыталась пошевелить пальцем и не смогла!