Норман Мейлер - Мэрилин

Об этой гибели, как и о попытках ММ прорваться к реальности сквозь путы имиджа, Норман Мэйлер повествует подробно и выразительно, демонстрируя повсюду подстерегавшие его героиню фатальные тупики. Правда, к 1973 году писателю не довелось в полной мере осветить все подробности той версии смерти Мэрилин, какая впоследствии станет одной из главных — версии убийства. А между тем именно этой захватывающей версии посвятит вскоре свою документальную книгу «Жизнь и странная смерть Мэрилин Монро» другой американский литератор — Роберт Слэтцер, который, опираясь на факты и приводя множество документов, впрямую обвинит в её гибели Роберта Кеннеди…

Не все знают, что писавшая с ошибками Мэрилин втайне от всех сочиняла стихи. После её смерти на страницах дневника прочли строки, выведенные её почти детским почерком:

Помогите, Помогите

Я чувствую жизнь подступает все ближе

А все чего я хочу это умереть.

Писавшая стихи, за гранью земного бытия она стала их героиней. Кому не запомнился «Монолог Мэрлин Монро» молодого Андрея Вознесенского, первым услышавшего в жизненной драме голливудской суперзвезды щемящую ноту вселенской женской неприкаянности? А спустя двадцать, без малого, лет на гребне принявшего массовый размах феминистского движения контуры её необычной судьбы обозначила американская поэтесса Памела Уайт Хейдес в одноименном сонете, венчавшем её книгу «Набрасывая лики женщин» (1979). Заключая эти заметки, приведем его полностью:

Не помню слов. Но, в новом макияже,

Я вся во мгле — простите наготу! —

Как свет, неверной. Я — почти реальна,

Причесана, готова к распродаже…

Обет твой принимая, Голливуд,

Обет безмыслия и безрассудства,

Подсвеченная платиновым блеском,

Я поклялась стать высшей из причуд:

Желанной всем, нетронутой никем,

Пленяемой экранными тенями,

Наградой, обещаньем, плотью грез

Мужских… В капризном дубле застывая

И с каждым кадром заново рождаясь,

Всю роль пройти… Ну, в общем, вам понятно?

Голливудские имиджмейкеры конца 40-х — начала 50-х были изощренными профессионалами. В двадцатилетней дебютантке с идеальными формами они усмотрели нечто большее — «глину», из которой можно было вылепить неповторимый по своему коммерческому потенциалу продукт массового эротического потребления. В Европе аналогичные эксперименты пятью-десятью годами позже проделают Карло Понти с Софией Ладзаро (в дальнейшем — Софией Лорен) и Роже Вадим — с Брижит Бардо. Однако, в отличие от последних, Мэрилин-Галатея так и не нашла своего любящего Пигмалиона. В глазах хозяев студии «XX век — Фокс» она была и осталась всего лишь «самой дорогой собственностью»…

Ей ли, безотцовщине с несколькими классами школы, было по силам тягаться с голливудским истеблишментом, сохранявшим в те годы все родовые признаки типично феодального учреждения — странного гибрида средневекового монастыря с тоталитарным уставом и вполне буржуазно обставленного публичного дома? Её попытки индивидуального бунта, о которых подробно и доходчиво повествует Мэйлер, безжалостно подавлялись, а чаще всего попросту игнорировались. Стихийный нонконформизм ММ был робким предвестием будущего; тридцать лет спустя он воплотится в явлении западному миру Мадонны, но это уже начало другой истории.