Владимир Этуш - И я там был

Вода холодная, прозрачная и прекрасная. Она как целебный бальзам возвращает силы человеку, измученному путешествием.

Бывало, идешь, идешь, попадешь на источник, вымоешь ноги, умоешься, сделаешь пару глотков — и снова готов продолжать свой путь.

На первый взгляд покажется странным, но мне пришлось в августе месяце терпеть и от холода — в горах жарко, пока солнце. Как только солнце зашло — холодно так, что зуб на зуб не попадает. Это от близости вечных снегов.

На третий день пути мы увидели Эльбрус. Его белая шапка была видна далеко впереди за целым рядом горных кряжей, шедших перпендикулярно нашему пути. Впереди ясно различается большая, почти непрерывная цепь гор, несколько возвышавшаяся над остальными, — это и был основной Кавказский хребет, высшей точкой которого является Эльбрус.

Мираж в горах настолько велик, что нам казалось, что до Эльбруса не больше 30–40 километров. Однако мы шли ровно четырнадцать суток, пока, наконец, вышли к селению Нижний Баксан, от которого по долине Баксана шла уже прямая дорога к Клухорскому перевалу, расположенному в тридцати километрах от вершины Эльбруса.

Даты не помню (это было в последних числах августа или сентября), но прекрасно помню тот вечер, когда мы достигли туристической базы, которая являлась отправным пунктом для туристов, преодолевающих перевал.

Сюда когда-то приезжали любители ощущений, вооружались кирками, палками, веревками; надевали специальные костюмы, ботинки с шипами и, тщательно подготовившись, завтракали только легкой пищей — шоколадом, например — как говорит инструкция туристам, найденная мною в здании базы, это лучшая пища перед восхождением, более того, рекомендуется брать шоколад и с собой. Подготовившись таким образом, люди начинали восхождение…

Пришли мы вечером, поужинали гречневой кашей, причем дровами нам служили остатки лыж и тех палок, которыми раньше пользовались туристы и которые еще не успели растащить новые проходящие «туристы». Поужинав, легли спать, проснулись утром и снова начали варить кашу — это вместо рекомендуемого шоколада. Решили, что при «переваливании» вряд ли будет возможность останавливаться и варить, и необходимо заготовить себе что-либо на день. Здесь заменителем шоколада должны были служить ржаные лепешки, которые мы замешивали с водой и жарили на воде — по три штуки на брата. Кстати, успешный ли это заменитель, мне не пришлось узнать, так как мой продсклад — противогазовая сумка, попала в начале восхождения к Фишману, и увидел я ее только на следующий день. Благодаря этому я выяснил другое, как мне кажется, более ценное, — можно преодолеть перевал ничего не кушая, а накануне утром вместо шоколада покушать гречневой каши. Нужно будет внести изменения в эту инструкцию туристам.

Погода нам явно не благоприятствовала. Шел мелкий осенний дождь, которому не придали особого значения, но который способен вымочить, что называется, до костей, — возможно, поэтому мы и не двигались.

Наконец, в первом часу — «Становись!» — пошли. Вся моя защита от дождя — румынская плащ-палатка, которая подвела меня, когда я еще не успел дойти до перевала.

Мы прошли по ровной лесной дороге километра четыре, когда увидели впереди себя довольно солидную гору, но не Кавказскую, а скорее похожую на наши Воробьевы горы — ее склоны сплошь поросли зеленой травой, местами кустарником, где встречалась и малина, а кое-где попадались и деревья, являя собой продолжение леса, по которому мы шли.

Началось восхождение. Люди шли гуськом, вернее, не шли, а почти ползли, распластавшись по склону, цепляясь за любые выступы почвы или кустарника, неизменно ошибаясь в своем выборе, — за что уцепиться — соломинка, за которую хватались эти утопающие, обязательно подводила, и они съезжали на животе расстояние вдвое большее, чем могли бы преодолеть при помощи этой соломинки. Короче говоря, когда мы вылезли на эту гору, откуда, собственно, только начинался перевал, зрелище было уже жалкое.

Я передохнул минут пять у колоды дерева — это был первый и последний отдых за весь перевал, и двинулся дальше.

Теперь уже путь шел по чисто кавказской природе. Был ясно замечен резкий переход к высокогорной растительности. Отсюда начинались громады гор, кое-где покрытые типично горной, выжженной солнцем травой и кустарником».

Я еще не сказал — к нам примкнули гражданские лица, убегавшие от немцев. Это была семья из трех человек: отец с парнем тринадцати лет и бабушка. Они несли с собой какие-то пожитки, огромную кастрюлю-казан, в которой готовили пищу. Бабушка была в шубе (это при температуре воздуха до 30 градусов!) — взяли все, что могли нести. И еще к нам присоединилась молодая официантка из офицерской столовой с грудным ребенком на руках. О помощи они не просили. Да мы ничем и не смогли бы им помочь. Шли молча, мужественно преодолевая все солдатские тяготы. Шли все тринадцать-четырнадцать суток нашего перехода.

Есть такой перевал Бечо. Утром мы начали подниматься на него. К вечеру пошел сильный дождь. На мне, поверх гимнастерки, была снятая с убитого румынская плащ-палатка. На высоте, в горах, она задубела, как белье на морозе, стала пудовой тяжести.

Ночью мы шли цепочкой в абсолютной темноте, носами в спину друг другу, по узкому карнизу на километры протянувшейся скалы. Слева была каменная стена, справа — обрыв в пропасть. Время от времени движение замирало. Тогда я утыкался в спину впереди идущего и так засыпал на мгновение. Вдруг вопль раздался в ночи, пронзительное лошадиное ржание, звук осыпающихся камней. Это значит, кто-то, заснув или поскользнувшись, сорвался в пропасть.

Начали перевал утром, а пришли в северную Сванетию ночью. Попали в какой-то поток мерзлой глины и после дополнительных двух-трех часов пути пришли в Зугдиди. Была еще ночь. Свалились кто где, а утром поездом доехали до Тбилиси. Все, что я увидел за кавказским хребтом, кроме Сванетии — суровой страны, напомнило мне сказочный, даже в некотором роде опереточный, сюжет. Как будто по мановению волшебной палочки переменилась декорация, и мы, заснув в одной стране, проснулись в другой. Никаких мрачных пейзажей, никаких озабоченных лиц! Все продается и все покупается!

Я подошел к ларьку с пивом. Дородный грузин бойко наливает мне кружку, пена через край. Когда пена улеглась, пива оказалось ровно полкружки. Я стою, жду, когда он мне дольет, а он ждет, когда я освобожу кружку. Рядом стоит другой грузин, пьет пиво и ласково спрашивает меня:

— Зачем ждешь, кацо?

Я говорю:

— Посмотри, здесь полкружки!

— А тебе нужно целий кружка? Возьми две кружки, у тебя будет целий кружка.