Михаил Кулль - Этот мой джаз

А играть, кроме как в собственном квартете, доводилось с очень многими. Кто только ни приходил к нам, чтобы принимать участие в импровизированных джем-сешн! Герман Лукьянов и Михаил Цуриченко, Игорь Высоцкий и Михаил Есаков (тогда еще тенор-саксофонист), Владимир Маганет и Владимир Кулль, Алексей Кузнецов и Анатолий Герасимов, Алексей Исплатовский и Юрий Фролов; совсем молоденький Леня Чижик, иногда стоявший около рояля и внимательно смотревший, как я играю, и солидный и немногословный Владимир Журавский; Игорь Кондаков и Игорь Бриль, Александр Ильин и Владимир Арефьев, Юрий Нижниченко, Анатолий Городинский, Михаил Татаренко (барабанщик и художник), Виталий Шеманков, совсем мальчишка Юра Меркурьев и многие-многие другие. Реже наведывались в «Птичку» те, кто предпочитал «Молодежное», хотя это в большей мере относилось не к музыкантам, а к слушателям. В наших джемах нечасто, но играли Андрей Егоров, Алексей Козлов, Валерий Пономарев, Вадим Сакун, Владимир Сермакашев, Валерий Буланов.

«КМ». Владимир Кулль. 1965

«СП». Вагиф Мустафа-заде. 1965

В «Птичке» бывали гости и из других городов. Однажды почти целый вечер играл квартет Вагифа Мустафа-заде, тонкого и очень своеобразного музыканта, не нуждающегося в моих оценках. В этом составе был незнакомый мне виртуозный гитарист, Эйбат Мамедбейли, произведший впечатление не меньшее, чем сам Вагиф. В кафе часто бывала и пела с нами Лола Хомянц, работавшая с Эстрадным оркестром Армении. Ей особенно нравилось, когда к аккомпанирующим присоединялся Цуриченко. По-моему, это желание у них было взаимным. Однажды с кем-то зашел Кунсман, тогда еще ленинградский саксофонист, сыграл пару вещей и, не сказав ни слова, ушел. Иногда организации, снимавшие кафе, приглашали на вечера интересных людей, артистов, поэтов. Именно здесь я впервые услышал Владимира Высоцкого. Хорошо помню, как он пел «Я в этот день не пил, не ел, я только на нее глядел…» Это потом, на вечерах в редакции «Советского Союза» мы познакомились, и мне посчастливилось даже несколько раз аккомпанировать ему.

В отличие от «КМ» и «Аэлиты» «Синяя птица», как мне кажется, не была местом, которое облюбовали бы какие-то представители творческой элиты. Основными посетителями, если не считать коллективы, снимавшие кафе для проведения вечера, были джазмены и любители джаза, самые разнообразные, потому что никаких стилистических предпочтений в звучащей музыке не отдавалось. Но с уверенностью могу сказать, что царил все-таки боп. До более авангардных стилей еще не дошло, а традиционный джаз звучал не так уж часто, хотя и Грачев, и Царев, и Бондарев, и Воронов тоже наведывались к нам. Я думаю, что интенсивность джазовой жизни в «Синей птице» в первые годы существования стала залогом многолетнего существования кафе как настоящего джаз-клуба с международной известностью.

Очевидно, для большой джазовой Москвы наличие всего трех-четырех «точек», где можно было практически в любой день поиграть джаз и просто пообщаться с такими же любителями этой музыки, – это было совсем немного. Поэтому московские джазмены регулярно приходили во все кафе при малейшей возможности. Иногда было просто трудно пробиться на сцену, столько было желающих. Между кафе не могло быть конкуренции, но тем не менее у каждого заведения были свои сторонники и даже поклонники. Можно говорить, что у «Молодежного» и «Синей птицы», так же, как в свое время и у «Аэлиты», была своя аудитория. В этих кафе и обстановка резко отличалась. Начнем с того, что «КМ» отличалось некой официальностью и большей строгостью как в обстановке, так и в поведении и хозяев, и гостей. «Синяя птица» выглядела проще, оформители не утруждали себя особыми фантазиями в пределах, вероятно, очень ограниченной сметы. Полуподвал «без окон и дверей» – маленькие окошки выходили на тихую улицу Медведева на уровне тротуара – по определению был более демократичым, чем слегка чопорное кафе на центральной улице Москвы.(Совершенно неожиданно я наткнулся в Интернете на упоминание имени дизайнера и архитектора Вячеслава Колейчука. Оказывается, это он проектировал интерьер «Синей птицы», и эта работа была «первой вехой на пути пропагандируемого им обновления среды в целом». Обновление обычного московского подвала, конечно, состоялось, но уж больно скромными, вероятно, оказались средства, вложенные в создание знаменитого в будущем молодежного, точнее, джазового кафе.) Играло свою роль и то, что в «Молодежном» основными были составы, уже имевшие имя, и послушать их было и интересно, и престижно. Заменить музыкантов постоянных составов (в разные годы – квартетов-квинтетов Козлова, Сакуна или Сермакашева) или поиграть с ними другим желающим порой бывало затруднительно. В «Птичке» же сидели на сцене в течение почти трех лет мы, отнюдь не звезды первой московской величины, хотя и вполне известные в Москве джазмены. А расположение кафе в более скромном месте и непритязательность обстановки были на руку музыкантам, желающим поиграть, и после первых «заездов», как правило, начинался безудержный джем. Вместимость кафе, естественно, не была неограниченной, но часто к концу вечера, кроме того, что за столиками не было ни одного свободного места, стены около сцены и буфетной стойки «Синей птицы» подпирали многочисленные музыканты-гости, уже отыгравшие или дожидающиеся своей очереди. Кстати, статус ансамблей в «КМ» и «СП» отличался еще в одном: музыканты «Молодежного», как я это уже отмечал, имели какую-то грошовую ставку Москонцерта (МОМА), а мы получали свои трудовые копейки из денег, вносимых снимающей кафе в этот вечер организацией, правда, за вычетом какой-то части «в фонд Совета кафе».

«КМ». Роман Кунсман, Владимир Сермакашев, Андрей Егоров, Адексей Козлов. 1964

Еще один штрих. Даже в поведении музыкантов основных составов кафе было заметно некоторое отличие. Попав в «КМ», когда музыка не звучала, можно было увидеть в оконной нише около сцены, где располагался столик музыкантов, Вадима Сакуна и Валерия Буланова, увлеченно играющих в шахматы. А рядом стоял переживающий за кого-то из них Андрей Егоров. В «Синей птице» у музыкантов не было никакой возможности отгородиться в перерыве от зала, а за их столиком, стоящим прямо перед сценой, сидело немеренное количество друзей. В лучшем случае отвлечься и развлечься можно было «игрой сильных и смелых» – подбрасыванием спичечного коробка с целью набрать максимум очков, поставив его на торец. Рекордным достижением считалось попадание в вазочку, стоящую на столе.