Гайда Лагздынь - Две жизни в одной. Книга 2

— И совсем не так! — отозвался надувной шарик. — Мой дедушка дирижабль так не думает. Он говорит, что вы очень даже симпатичные небесные комочки. Давай подружимся?

— Я очень даже согласная! — колыхнула маленькая тучка пушистой белоснежной юбочкой. И поплыла по голубому небу, радостная и счастливая. А воздушный шарик кружился, то догоняя, то обгоняя свою новую подружку.

Но тут появилась мрачная туча-мама и грозно прогрохотала:

— Хватит бездельничать!

Широким сверкающим черным веером туча отогнала маленькую тучку в темную часть неба.

Розовый шарик летал вокруг черной тучи, пытаясь помочь своей подруге, на что грозовая туча отвечала громовыми раскатами и огненными молниями. А потом пошел дождь.

Мокрый розовый шарик продолжал летать, надеясь вновь увидеть маленькую тучку. Мрачная туча гремела, сверкала, поливала дождем. Затем, накинув на себя белую накидку, превратилась в большое пухлое облако. Сзади, в чистом пространстве необъятного голубого неба, плыло маленькое облачко.

— Ты — маленькое чудо! Ты — чудо! — почти шепотом проговорил промокший розовый шарик.

— Я — чудо? Я — чудо! — ответило ему белоснежное пушистое облачко.

— Мы — чудо! Мы — чудо! — звучало в светлом поднебесье. — Мы — маленькое чудо!

— Я тоже чудо? — спросил малыш, когда бабушка закончила читать сказку.

— Еще какое чудо! — засмеялась бабушка, обнимая малыша. — Ты — наше чудо!

Веселый и Скучный

Жили в деревне два петуха. Один был Веселый, другой — Скучный. Веселый поет по утрам заливисто, радостно. Скучный под вечер — печально и тихо.

Веселый днем то на заборе сидит, то по двору важно расхаживает, на кур острым глазом поглядывает, петушится.

Скучный больше на дверях курятника восседает или под крыльцом червяков считает.

Все так бы и продолжалось, но куры стали над Скучным смеяться.

Однажды Скучный и предложил Веселому:

— Давай поменяемся работой. Я утром пою, ты — вечером.

— Можно и поменяться, — согласился Веселый.

Поменялись. И стало утро серым и хмурым. Дождь по забору барабанит тихо и печально. Погулять никому не дает. А вот ночь, на удивление, звездная! Луна огромная, оранжевая с вечера над землей висит. А под крыльцом мыши веселятся.

Задание

— Ребята, — сказала руководительница кружка, — попробуем на белом листе бумаги с помощью одного карандаша нарисовать зиму.

— На белом листе? — удивился Мишка. — Зима и сама белая.

— И только одним карандашом? — спросила Оля. — А двумя нельзя? Я бы нарисовала зеленые ели и красное солнце.

— Сказано одним, значит, одним, — проворчал Сережка. — А каким карандашом, Тамара Владимировна, лучше рисовать?

— Цвет карандаша выбирайте сами, — улыбнулась учительница.

— Ну и задание! — сказал Мишка. — Что рисовать-то?

— Зиму, — снова проворчал Сережка. — А какую, Тамара Владимировна, зиму?

— Как какую? — в свою очередь удивилась руководительница кружка. — Какую хочешь!

— А можно рисовать не лесную зиму? — опять спросила Оля.

— Конечно! Зима — везде зима! И в лесу, и в городе, — отозвалась руководительница, рассматривая почти готовый рисунок у Маши.

— Тамара Владимировна, — сказала Маша, — я нарисовала солнечное зимнее утро. Поэтому карандаш я взяла розовый.

— Так и я могу! — заявил Мишка, разглядывая Машин рисунок.

И Мишка принялся рисовать сиренево-синим карандашом темнеющий зимний морозный вечер.

2005-2006 гг.

Разговор с воронами

Вчера меня на даче выразительно достали вороны. Усевшись на край крыши сарая, они долгое время спрашивали друг друга. Более миниатюрная, видимо, ворона-дама, по-вороньи картаво выговаривала:

— Ты крал! Крал! Крал!

На что ее приятель, большой и взъерошенный, грубо и резко отвечал:

— Крал! Крал! Крал!

Мне надоело слушать их разговор, и я, махнув рукой с крыльца, сказав: «Крал! Крал!», закрыла дверь. Вороны замолчали. Я перешла с террасы в комнату, села у окна. На крыше соседнего дома рядышком сидели те же две вороны и молча поглядывали на мои окна.

Я распахнула настежь ставни и снова сказала, а точнее, спросила:

— Крал? Крал? Крал?

— Кралл! — громко и выразительно каркнул в ответ большой лохматый ворон.

— Крал, крал! — подтвердила его спутница. — Крал!

— Потому и горох не взошел! — высказалась я. Хотела каркнуть, но постеснялась. Кругом ведь соседи-дачники.

2008 г.

Одуванчик

Ранней весной возле канавы вырос одуванчик. Растет себе желтоглазенький, разрастается.

— Вот я какой! — хвастается одуванчик, обращаясь непонятно к кому. — Я — первый цветок после зимней стужи! Я как солнышко золотой!

Через несколько дней одуванчик потерял свою солнечную желтизну- одежонку и превратился в белый пушистый шарик. Поглядывая по сторонам, качаясь на длинной тонкой ножке, одуванчик продолжал хвастаться:

— Я — белый снежный комок! Я — сын матушки-Зимы!

На что теплый ветерок, пролетавший мимо пушистого шарика, молвил:

— Да ты не снежный комок! А целый аэродром, на котором уместилось столько парашютиков!

И ветерок нежно подул в пушинки, отчего маленькие парашютики плавно взлетели над зеленым лугом.

А лысый одуванчик, прикрыв голую зеленую макушку желтеющими листьями, вздыхал, глядя вслед улетающим пушинкам.

— Не печалься! — высказался крошечный жучок, усевшись на его гладкой полированной голове. — С возрастом все лысеют! Зато блестишь на солнце как новенький!

Февраль 2009 г.

Заяц-фантазер

— Слушай! — сказал заяц бобру. — Давайте вместе строить дом!

— Зачем мне строить дом? — удивился бобер. — Моя хатка уже стоит на земле. А вход в нее — под водой. Мне другого дома не надо.

— А мне нужен дом. Негде спрятаться. Устал от серого бегать. И хорошо, что вход под водой. Волк не заскочит.

— Но ты же, заяц, плавать не умеешь?

— Не умею. Тогда, — продолжал зайчишка, — проложим тоннель под запрудой. По нему ты будешь бегать в свою, а я в свою хатку! А то ведь мокрым ходишь по избе?

— Ну и выдумщик ты! — усмехнулся бобер. — Но... подумать, пожалуй, надо.

Сказочная история о медвежонке Толстопяточке, лисенке Рыжке, зайчонке Серохвостике, а еще о Буське и Куське!

Потерялся

Под елкой сидел маленький медвежонок. Он был чуть побольше меховой рукавички. Медвежонок глядел на еловые шишки и думал:

— Хорошо быть шишкой! Виси себе и виси. А тут... — И медвежонок неожиданно для себя заплакал.

— Мишенька, ты чего ревешь? — спросила белка, сидящая на еловой лапе.

— Да вот... шишки висят, а я потерялся.

— Ну и что? Висят и пусть висят! На то они и шишки, — сказала белка.

— Ой! — перестав хлюпать носом, прошептал медвежонок. — Шишка упала! Она теперь тоже потерялась?