Гайда Лагздынь - Две жизни в одной. Книга 2

Девичья гордость — в любви утешенье,

Разуму — радость! Сердцу — мученье.

Проходила мимо строго,

Не глядела на парней,

Говорили: недотрога!

Нет девчонки холодней!

ПРИПЕВ:

Девичье сердце любовью горело.

Девичье сердце ночами ревело.

Девичья гордость — в любви утешенье,

Разуму — радость! Сердцу — мученье.

Я любовь свою таила,

На свиданье не звала.

Не узнал о том мой милый,

Полюбил, но не меня.

ПРИПЕВ:

Девичья гордость со мною осталась,

Девичья гордость сердцу досталась,

Девичья гордость — в любви утешенье,

Разуму — радость! Сердцу — мученье.

Зачем тебе столько дождинок?

Зачем тебе, туча, столько дождинок?

Ты их подари для цветущих рябинок,

Пусть ягоды в гроздьях за лето нальются,

Рябиновым соком в сердцах отзовутся!

Дождинки, дождинки,

Горошины-капли.

А тучи над полем, как мокрые цапли.

Зачем тебе, туча, столько дождинок?

Когда сохнет в поле сто звонких былинок.

Пускай же водой дождевою нальются,

И в песнях былинных добром отзовутся.

Зачем тебе, туча, столько дождинок?

Когда сердце полное жестких горчинок.

Пускай же дождями те слезы прольются,

И сладкой истомой в душе разольются.

Дождинки, дождинки,

Горошины-капли.

А тучи по полю гуляют как цапли.

Песенка о диплодоке

Трудно жить двудуму в мезозойский век,

Думает он думу: где ты, человек?

На родной планете вновь антроморфоз:

Все умнеют дети! Вот земной вопрос.

Диплодок, диплодок думает!

Головой и хвостом думает!

На гитарах бренчат ящеры,

Самые, самые запропащие.

Ходит по планете мезозойский век.

Где-то в отложеньях праприопитек.

Шкура динозавра, а на ней она,

Веточкою лавра вооружена.

Диплодок, диплодок думает!

Головой и хвостом думает!

А вокруг в ледниках мамонты,

Изучают пласты — грамотны!

Человек не сразу труд обрел и речь,

В лобных долях разум и из камня меч.

Сколько в мире шума сделал человек,

Жалко нам, двудумам, что попал в наш век.

Диплодок, диплодок думает!

Головой и хвостом думает!

На земле, на земле был отбор,

Почему ж я живу до сих пор?

Знаем, ходит мода, ходит по кольцу,

Двадцать лет от рода, борода к лицу,

Просится в пещеру снова человек,

В мезозойскую эру, как парапитек.

Человек, человек думает,

Головой лишь одной думает,

На гитаре бренчит грамотно,

Вспоминая порой мамонта.

В далекие уже шестидесятые-семидесятые годы XX века были написаны тексты песен, ряд которых озвучивали многие музыканты. Особенно привлекало композиторов стихотворение «Полюшко».

Что ты, полюшко, затуманилось?

Призадумалось, запечалилось,

Пригорюнилось в утро росное.

Утро росное, хлебокосное.

Али думаешь думу горькую?

Аль любуешься алой зорькою?

Может, вспомнило в утро синее

Небо черное над Россиею,

На груди своей рожь кровавую,

Битву русскую, битву правую?

Ой ты, полюшко, колосистое.

Ой ты, горюшко, голосистое.

Было полюшко смертью пахано,

Не зерном златым — горем сеяно,

Не свела война парней с близкими,

Поросла земля обелисками.

Как во полюшке рожь высокая.

Как у Родины грусть глубокая.

Спрячь печаль свою, думу горькую,

Обнимись, Земля, с алой зорькою!

Над страной взошло солнце красное,

По стране идет утро ясное.

Сыновья хранят тишину полей.

От того, Земля, ты еще сильней!

1977 г.

Стихотворение «Старые окопы» возникло после того, как недалеко от берега Волги я увидела одиноко растущую сосну, в стволе которой торчал осколок от снаряда, вокруг — летняя тишина. Безмятежно залитое солнечным светом поле и опушка молодого соснового леса. Вспомнились годы войны, жизнь после 9 мая 1945 года.

Старые окопы

Обвалились окопы, заросли бузиной.

Бродят узкие тропы у окопов со мной,

Смотрят строго воронки в золотистой пыли,

Молодые сосенки на бугре зацвели.

Над окопом взгрустнула в часовых тишина,

Чуть приметно вздохнула в давних шрамах сосна,

У корней желвакастых каска чашей лежит,

И сосна без приказа дань войны сторожит.

Но не дремлется старой, все смолистая ждет,

Что за каской солдатской все же кто-то придет.

Расшумелась вдруг птаха — как ей знать о былом?

Кто сражался без страха, кто лежит за селом?

Делят что-то сороки, не стыдясь, на виду.

Разомлел на припеке вереск в белом меду.

Обвалились окопы да траншеи ходы,

Бродят узкие тропы у приволжской гряды.

1972 г.

***

Дрожь прошла по составу.

Еще толчок — и в путь.

Вагоны ползут устало

В тревожную белую муть.

...Война... навалилась на плечи,

Дохнула нежданной бедой.

Будут ли снова встречи,

Девчонка, с тобой?

Город в морозной дымке,

И дымка в ее глазах.

У мамы лицо в морщинках

И все в слезах.

Вагоны стучат на стыках:

— Далек, далек к дому путь.

А сердце наполнено криком

И шепотом: «Не забудь...»

1976 г.

***

Стихи посвящаются девушкам,

Погибшим во время войны

Речки наши солнечные, русские,

Чистая студеная вода,

У истоков — медленные, грустные,

Вам знакомы радость и беда.

Загрустила звездочка далекая,

Наклонился в поле колосок,

Девушка, по-русски синеокая,

Уронила руки на песок.

Ластится волна тревожно к берегу,

К прядкам окровавленных волос.

Умирая, ты России верила,

Обелиском встала на откос.

Речки наши, солнечные, русские,

Чистые студеные мои,

Как девчонки,

Что роняли русые

Головы на грудь родной земли.

1977-1978 гг.

На протяжении многих лет тема войны не оставляла, да и сейчас не отпускает меня. Нет-нет да и прорвутся пережитые воспоминания и прольются болевыми строчками о нашем тяжелом детстве, о безвременно погибших, о многострадальной русской земле.

Мать-земля

Мать-земля,

Не случайно тебя называют

Светлым именем дети твои!

В час веселья тебя обнимают,

В час раздумий тебе доверяют

Мысли, чувства, надежды свои.

Смерть топтала тебя сапогами,

В сердце била горячим свинцом.

Не иссякла земля родниками,

Поднялась с опаленным лицом.

Затвердело в груди у России,

Сыновей заслонила собой.

И поплыли озерные сини

Над великой российской землей.

Мать-земля,

Не случайно тебя называют

Светлым именем дети твои,

И колени к тебе преклоняют,

Знаком верной сыновьей любви.

1980 г.

Пока живо поколение того времени, военная тема будет еще долго звучать в стихах, в прозе, в драматургии, возможно, волновать новое поколение людей, но не так остро. А там уж время покажет. Как знать? Если писатели смогут передать те чувства, все то, что пережило в прошлом наше поколение, наше государство, то далекие потомки воспримут время своих предков достойно и заинтересованно. Взволновали же меня издревле далекие русско-литовские войны? И возникло после прочтения книги Алексея Толстого «Князь Серебряный» пока недописанное либретто оперы, где звучит монолог старика — истории вещателя, где показано возвращение князя и его дружины с войны.