Александр Клинге - Ленин. Самая правдивая биография Ильича

Владимир совершенно не разбирался в сельском хозяйстве и не желал глубоко вникать в этот новый для него предмет. Он гулял, охотился и, конечно же, читал книги. Одновременно он изучал английский – третий для него иностранный язык (и пятый, если считать древние языки). Крепкого хозяина из него не вышло. Более того, он не особенно стремился общаться с местными крестьянами, которые, в свою очередь, относились к новым господам без всякой симпатии.

В советское время праздный образ жизни, который вел молодой Ленин, стремились всячески затушевать. В постсоветское, напротив, сделали одной из главных мишеней для критики Ильича. Дескать, нашелся защитник интересов угнетенных – изнеженный барчук, который этих самых угнетенных видел разве что на картинках!

Однако насколько справедливы эти упреки? Хорошо известно, что ни Маркс, ни Энгельс, ни подавляющее большинство других революционных идеологов XIX века не являлись выходцами из рабочих или крестьян. У основной массы населения не только Российской империи, но и стран Западной Европы того времени просто не было ни необходимого образования, ни времени для того, чтобы создавать какую-либо теорию, в том числе революционную. Чтобы обзавестись достаточными знаниями, читать огромное количество литературы, много размышлять и писать, необходим был досуг. Досуг, которого у простых людей того времени элементарно не могло быть. Поэтому в том, что революционерами и идеологами революции становились люди сравнительно обеспеченные, нет ничего странного – удивительно было бы как раз обратное. Ну а то, что эти представители тогдашнего образованного сословия умели думать не только о себе, собственном кошельке и карьере, только делает им честь. Впрочем, многие их современные критики искренне не понимают такой расстановки приоритетов.

Ленин, действительно, был в определенной степени далек от народа. В том смысле, что он не пахал землю вместе с крестьянами и не помогал волжским бурлакам таскать баржи, как его любимый герой – революционер Рахметов. Однако он совершенно не был далек от народа так, как были далеки французская королева Мария-Антуанетта (по легенде, искренне недоумевавшая, почему простолюдины волнуются из-за нехватки хлеба – они ведь могут есть пирожные!) или вице-премьер РФ Игорь Шувалов (которому кажется смешным, что квартирки площадью всего 20 квадратных метров пользуются спросом). Ульяновы жили отнюдь не во дворцах, ходили по тем же улицам, что и простые смертные, и отлично представляли себе, как живется в Российской империи простым людям, не относящимся ни к привилегированным сословиям, ни к среднему классу. Для этого совершенно необязательно было самому становиться грузчиком или свинопасом.

Вернемся в Алакаевку. К концу лета Марии Александровне стало совершенно ясно, что ее затея не удалась. В начале сентября семейство перебралось в Самару, оставив имение наемному управляющему. В дальнейшем Алакаевка будет использоваться семьей Ульяновых как дача. В 1893 году ее впервые попытаются продать, однако сделка сорвется, и продажа состоится только в 1897 году.

В Самаре Владимиру не потребовалось много времени для того, чтобы войти в контакт с местными революционными кружками. Здесь они тоже носили характер преимущественно дискуссионных клубов, практическая деятельность сводилась в лучшем случае к расклейке листовок. Впрочем, это трудно считать упреком: деятельность народников (в том числе террористическая) очевидно зашла в тупик, а возможность осуществить революцию в стране силами небольших кружков ни у кого иллюзий не вызывала.

Ульянов стал членом кружка Алексея Скляренко и быстро превратился в одного из его лидеров. Он же во многом задавал тон в кружке: одной из главных задач считалось самообразование, причем не только в сфере революционной теории, но и в вопросах истории, культуры, экономики. Сам Владимир читал на заседаниях кружка доклады по экономической истории России.

Самообразования ему, впрочем, было мало; он отправлял прошения разрешить ему возобновить учебу в университете. «В течение двух лет, прошедших по окончании мною курса гимназии, я имел возможность убедиться в огромной трудности, если не в невозможности, найти занятие человеку, не имеющему специального образования». Ульянов слегка лукавил – его попытки «найти занятие», мягко говоря, были не особенно интенсивными. Он все глубже уходил в революционную деятельность.

Революционные ячейки поддерживали между собой контакты. На заседаниях кружка Скляренко, в частности, неоднократно выступали представители различных социалистических течений из разных городов России. Сам Алексей Скляренко склонялся скорее к аграрному социализму и с уважением относился к идеям народников. Впрочем, четкого водораздела между представителями различных левых движений в те годы еще не существовало, и народники легко уживались с марксистами в одном кружке. Ничего удивительного не было в том, что среди друзей молодого Ленина были люди разных взглядов. Позднее отношения со многими из них прервутся.

Внутри кружка Скляренко шли оживленные дискуссии. Владимир в соответствии с теорией Маркса считал развитие капитализма в России не только неизбежным, но и прогрессивным явлением, которое следует всячески приветствовать. Его товарищи, в первую очередь Скляренко, обращали внимание на большую цену, которую российскому крестьянству приходится платить за этот прогресс. Молодого Ульянова они порой в запале споров упрекали в черствости. Однако тот настаивал на своем: чем скорее Россия станет капиталистической страной, тем быстрее созреют предпосылки для перехода к следующей стадии.

Члены кружка не только встречались на квартирах и вели дискуссии. Они предпринимали совместные походы, даже небольшие путешествия по реке на парусной лодке. Ульянов любил речные прогулки и в одиночестве. Впоследствии, уже находясь в эмиграции, он рассказывал одному из сподвижников, что, «живя в Самаре, несколько раз совершал на лодке один, без компаньонов, четырехдневное путешествие по Волге, по маршруту, названному самарскими любителями лодочного спорта «кругосветкой». Из Самары нужно было спуститься вниз по Волге, огибая Жигули, следуя по излучине реки, так называемой Самарской Луке. В километрах 70 от Самары на правом берегу Волги у села Переволоки лодка перетаскивалась в речку Уса, текущую позади Жигулей, параллельно Волге, но в обратную сторону и впадающую в Волгу выше Самарской Луки, почти напротив Ставрополя. Выплывая на Волгу, возвращались в Самару. «Круговое» путешествие не было трудным: по Волге и по Усе все время были вниз по течению. Трудно было «волочить», перетаскивать лодку от села Переволоки в Усу – около трех километров».