Николай Бодрихин - Челомей

Отец к решению сына поступить на работу к Челомею отнёсся прохладно, сказав: «Я спрашивал о тебе Калмыкова, он советовал идти к Пилюгину. Собирался позвонить туда. А впрочем, поступай, как знаешь. Тебе жить».

Так Сергей Хрущёв оказался в ОКБ Челомея и проработал там более десяти лет: с 8 марта 1958-го по июль 1968 года.

«Хочу сказать, что, несмотря на различные перипетии, выпавшие на мою долю, я не жалею о принятом тогда решении», — пишет С.Н. Хрущёв в своей книге [150]. Отношение его к Челомею далеко от идеального: отдавая ему долг как инженеру и учёному, а фактически как Генеральному конструктору, за время работы в ОКБ-52 ставший свидетелем многих бурных сцен и тяжёлых разговоров, он иногда весьма критически оценивает характер и поступки Владимира Николаевича.

В ОКБ С.Н. Хрущёв принимал непосредственное участие в лётной отработке систем управления комплексов крылатых ракет П-5, П-5Д, П-6 в лабораториях, на производстве и на полигонах, принимал участие в разработке систем управления телеуправляемых и самонаводящихся противокорабельных крылатых ракет, в создании баллистических ракет и космических аппаратов.

Уже в 1959 году за участие в создании крылатой ракеты П-5 С. Хрущёв был удостоен Ленинской премии. Наверное, это уникальный случай во всей советской истории — получить самую престижную премию страны всего лишь за год работы, ещё будучи молодым специалистом, не удавалось никому. Дальше — больше. В 1963 году за большие заслуги в деле создания и производства новых типов ракетного вооружения и перевооружения кораблей Военно-морского флота он был удостоен звания Героя Социалистического Труда. Что ж, Владимир Николаевич был смел и настойчив в решении задач не только ракетостроения и космонавтики.

Рассказывая о реакции отца на получение им высокого звания, С.Н. Хрущёв отмечает в своей книге: «О награждении отец узнал задним числом, когда Брежнев уже вручил нам всем в Кремле Звёзды Героев. Отец дома поздравил меня, даже выпил по этому случаю рюмку коньяку. Однако при очередной встрече с Челомеем в моём присутствии он резко выговорил ему за мою звезду, сказал, что тем самым его поставили в неудобное положение. И Владимир Николаевич, и я пережили несколько неприятных минут» [150].

Вместе с тем сотрудники ОКБ всегда отмечали личную скромность, отсутствие тщеславия, хорошие товарищеские качества и трудолюбие С.Н. Хрущёва, подчёркивая его действительно значительный вклад в развитие научно-технической базы ОКБ, в его подключение, на личном уровне, к решению всего спектра задач, связанных с ракетостроением. До 1968 года он проработал в ЦКБМ в должности заместителя начальника отдела систем управления. Никогда не рвался ни на должность начальника отдела, ни выше — заместителя Главного конструктора по системам управления.

Интересны оценки, которые давал В.Н. Челомею впоследствии С.Н. Хрущёв:

«В этом человеке смешалось многое: хорошее и плохое, высокое и низкое. Но главное — он родился личностью и личностью прожил свою жизнь. С годами картина проясняется, мелкие и даже крупные обиды уходят в тень, растворяются в главном содержании человека… не по-современному Владимир Николаевич относился к званию инженера. Для него инженер — это не выпускник высшего учебного заведения, а мастер, познавший суть вещей. “Хороший инженер способен описать летательный аппарат системой из двух дифференциальных линейных уравнений второго порядка, плохому не хватит и десятка страниц”, — любил повторять Челомей…

Он был готов соревноваться с кем угодно: с Янгелем, с Королёвым и с самим Вернером фон Брауном. Если Королёва хочется назвать интегратором идей: он их собирал, взращивал, пробивал им путь в жизнь, с отеческим вниманием следил за их взрослением, то Челомей — генератор идей. Он извлекал их из себя, как фокусник платки из бездонной шляпы. И тут же делился ими со всеми желающими, что жалеть — у него в запасе новинок без счёта, одна оригинальней другой.

Ближе к 60-м годам Владимир Николаевич по примеру Королёва создал из руководителей организаций и учёных, занятых в общих работах, свой Совет главных конструкторов. За этим высокоавторитетным собранием, в котором участвовал не один академик, оставалось право принятия окончательного решения: какое направление одобрить, а какое счесть не заслуживающим внимания. На его заседаниях нам, молодёжи, отводились задние ряды, без всякого права подавать голос. Именно там я уяснил себе, чем генератор идей отличается от просто академика…

Как правило, выступления звучали серьёзно, обоснованно, прочно стояли на фундаменте накопленных знаний и опыта. Говорили не мальчики. Но это до тех пор, пока очередь не доходила до Челомея. Обычно выдержанный (не произнесёт лишнего слова, за исключением взбучек за упущения), Владимир Николаевич у доски преображался. Он, кроша мел, писал формулы, стирал, снова писал, импровизировал на ходу. Начавшийся в сегодняшнем дне разговор вдруг срывался с места и уносил всех в будущее. Словно здесь не деловое совещание, а лекция в Политехническом музее.

Одни мысли захватывали аудиторию, другие казались сомнительными, вряд ли реализуемыми при наших возможностях, третьи отдавали авантюризмом, конечно техническим.

Невольно я ловил себя на мысли: все выступают как люди, а наш…

Через несколько лет всё оборачивалось иначе. Казавшиеся незыблемыми своей правильностью доклады безнадёжно устаревали, а “бредни” Челомея вдруг становились в ряд лучших достижений ракетной мысли. Сейчас вспоминается ракетоплан. Через два десятилетия замысел Челомея обрёл себя в американском “Шаттле”, нашем “Буране”. Или противоракетный щит “Таран”, который сочли нецелесообразным из-за чрезмерной дороговизны. Он отозвался в американской СОИ. Те же лазеры, те же пучки, зеркала» [150].

После ухода из ОКБ-52 С.Н. Хрущёв был направлен в Институт электронных управляющих машин на должность заместителя директора. В 1991 году эмигрировал в США, имеет российское и американское гражданство.

Но вернёмся к работам ОКБ-52. Ещё в ходе работ над самолётом-снарядом П-5 В.Н. Челомей самостоятельно поставил перед своим коллективом задачу создания модернизированного улучшенного образца, отличавшегося более высокой точностью стрельбы и существенно сниженной высотой полёта. Более высокая точность обеспечивалась за счёт включения в систему управления ракетой доплеровского измерителя скорости и угла сноса, а также применением более точных курсовых гироскопов. В состав бортовой системы управления автопилота АП-70Д был введён доплеровский измеритель скорости и угла сноса ракеты в полёте «Берег», что в значительной мере снизило её зависимость от метеорологических условий и позволило в два-три раза улучшить точность стрельбы. В состав бортовой аппаратуры управления был введён высокоточный радиовысотомер РВ-5М, что позволило снизить высоту полёта ракеты над морем до 200–250 метров.