Николай Бодрихин - Челомей

После рассмотрения результатов аванпроекта экспертной комиссией MOM проект был отложен ввиду неясности с жизнеобеспечением человека при продолжительности полёта около 650 дней, отсутствием разработанных ядерных ракетных двигателей и запрета на их использование в космосе, высокой стоимостью реализации проекта — 30–50 миллиардов рублей в ценах 1972 года [75].

Заканчивая рассказ о необычном пути В.Н. Челомея и его коллектива в создании тяжёлых ракет-носителей, заметим, что в начале 1960-х годов здесь в рамках аванпроекта, возможно под влиянием С.П. Королёва, были сделаны прикидки по ракетно-космической системе УР-900, представлявшей собой дальнейшее развитие УР-700, связанное с применением водородно-кислородных двигателей.

Одной из важнейших работ, а по мнению многих, и главной работой, в жизни ОКБ-52 и Генерального конструктора В.Н. Челомея стали работы по созданию семейства «соток» — МБР лёгкого класса УР-100 и её модификаций.

Разработка самой массовой советской межконтинентальной баллистической ракеты была задана постановлением ЦК КПСС и Совета министров СССР от 30 марта 1963 года, вскоре после заседания Совета обороны в Филях, где В.Н. Челомею удалось блестяще доложить руководству страны и основную идею дешёвой баллистической ракеты УР-100, и обеспечивающую её длительную эксплуатацию идею ампулизации (ампулирования, как называли её в 1960-е годы).

«Дело не только в обеспечении практически мгновенного запуска. Это очевидно. Каждый лишний год ресурса ракеты сэкономит государству огромные средства, — говорил Челомей. — Пока ракета стоит, она, как говорится, есть не просит. Как только истечёт отведённый ей срок, начнутся огромные траты: регламентные работы, ремонт и, наконец, замена. Расходы выливаются во многие миллиарды…

Наша ракета чем-то похожа на запаянную ампулу, до срока её содержимое полностью изолировано от внешнего мира, а в самый последний момент, по команде “старт”, прорвутся “мембраны”, компоненты устремятся в двигатели. В результате принятых мер, несмотря на столь грозное содержимое, в период дежурства она столь же безопасна, как и твердотопливная.

…За докладом последовали нескончаемые вопросы. Челомей отвечал уверенно, чётко. Чувствовалось, что ракету он выстрадал», — писал С.Н. Хрущёв [150].

«Разработка “сотки” началась тогда, когда стало ясно, что ни королёвская Р-7, ни янгелевская Р-16, которые заправлять надо было непосредственно перед стартом и не менее 2-х часов, не в состоянии обеспечить своевременный ответный удар. “В пику” другим этот проект был поручен Челомею. У Владимира Николаевича был исключительный дар — точно отбирать лучшее техническое решение. С важнейшим государственным заданием он справился успешно и быстро», — вспоминает Почётный Генеральный конструктор Г.А. Ефремов.

Разработка ракеты велась в ОКБ-52 под руководством В.Н. Челомея, при участии филёвского Филиала № 1 ЦКБМ под руководством В.Н. Бугайского.

В середине 1960-х годов место работы В.Н. Челомея переместилось в Фили, в стены филиала № 1 ОКБ-52, в «филейную часть», как прозвали его местные острословы, в ОКБ «Салют», как официально назвали его позднее. Работа его была весьма напряжённой и касалась множества аспектов создания ракеты: компоновочных, прочностных, динамических. Детально вникал Владимир Николаевич в нюансы топливной схемы и системы управления.

Главным конструктором «сотки» — УР-100 вскоре был назначен Юрий Васильевич Дьяченко. Тогда он был ещё молодым человеком, отработавшим несколько благотворных лет под руководством В.М. Мясищева. При его участии были созданы такие эпохальные машины, как стратегические бомбардировщики М-4 и 3М, сверхзвуковой М-50. Возможно, грандиозность свершённых задач наложила свой отпечаток: это был доброжелательный, целеустремлённый, интеллигентный в лучшем смысле этого слова человек, готовый обсуждать детали новых машин едва ли не круглосуточно. Его увлечённость и грамотность были замечены Челомеем, и уже в 1962 году, в 34 года, он был назначен заместителем начальника Филиала № 1 ОКБ-52. Он принимал активнейшее участие в разработке систем УР-200 и УР-500, а при разработке УР-100 был назначен Главным конструктором.

Небезызвестная в новейшей истории России дочь Ельцина Татьяна Дьяченко, ныне Юмашева, более десяти лет отработала в ОКБ «Салют» (как стал называться Филиал № 1 после его передачи НПО «Энергия») и была замужем за сыном Юрия Васильевича Дьяченко — Леонидом (более известным как Алексей).

Рождалась УР-100 с большими трудностями. О том мощнейшем противостоянии, которое сопутствовало её появлению, оставил воспоминания один из противников В.Н. Челомея, «главный космический цензор» — по выражению знатока отечественной космонавтики писателя В.С. Губарева — генерал-лейтенант Ю.А. Мозжорин [53] Юрий Александрович Мозжорин (1920–1998) — учёный, руководитель и организатор работ в области исследований перспектив развития ракетно-космической техники, наземной отработки и управления космическими полётами. Генерал-лейтенант, доктор технических наук, профессор. В 1961–1990 годах директор — научный руководитель НИИ-88 ГКОТ. Лауреат Ленинской и Государственной премий. Герой Социалистического Труда. Кавалер двух орденов Ленина и Красной Звезды, орденов Октябрьской Революции, Отечественной войны I и II степени, «За заслуги перед Отечеством» IV степени. :

«В одно из воскресений в нашем институте тайно, с целью знакомства с указанным заключением на предложение Челомея о разработке универсальной ракеты УР-100, собирается узкий круг специалистов. Приехал и М.К. Янгель с двумя помощниками, начальник ГУРВО генерал-лейтенант Н.Н. Смирницкий с начальником ракетного управления, главный инженер 7-го главка ГКОТ; пришли основные разработчики заключения. Устроили этакую “тайную вечерю”. Все присутствующие одобрили заключение и доложили об этом нашему министру Л.В. Смирнову.

Он тоже согласился с ним, поскольку имел такое же мнение по этому вопросу. Согласно рекомендациям заключения по поводу того, какие делать ракеты, мы все вместе подготовили проект доклада на имя Н.С. Хрущёва за подписью главкома РВСН Маршала Советского Союза С.С. Бирюзова, министра ГКОТ Л.В. Смирнова, И.Д. Сербина и других начальников. На следующий день вызывает меня Бирюзов и знакомится с заключением НИИ-88 и проектом записки. Маршал соглашается с документами полностью, но отдаёт их мне обратно до востребования, опасаясь, по-видимому, держать у себя. Через два дня о “крамольном” заключении стало известно в ЦК, и мне приходит указание от Б.А. Строганова: доставить заключение немедленно начальнику оборонного отдела ЦК И.Д. Сербину. Я в свою очередь спрашиваю министра по телефону: